Василий Ощепков, человек-легенда

Автор: А.Е.Куланов

Оригинал:Киберленинка, с незначительными сокращениями.

Один из первых русских японистов, первый пропагандист японских боевых искусств в России и военный разведчик - предшественник Рихарда Зорге, Василий Ощепков давно привлекал к себе внимание историков. Хотя это имя известно многим отечественным спортсменам, как японовед и секретный агент он был до сих пор практически неизвестен. Кем же на самом деле был этот «православный ниндзя» и что сделал для нашей страны?

Сахалин

Василий Ощепков родился 25 декабря 1892 г. (по старому стилю) в поселке Александровский пост (ныне г. Александровск) на северо-западе Сахалина. Поселок в ту пору представлял собой каторжную тюрьму, вокруг которой выросла, выражаясь современным языком, сопутствующая инфраструктура - дома и казармы ссыльнопоселенцев, охраны, мастерские, бани, почтовая станция. Родителями мальчика были каторжанка Мария Ощепкова (1851-1904) и столяр Сергей Плисак (?-1902). В книге побывавшего в те самые годы в Александровске А. П. Чехова «Остров Сахалин» немалое место отведено условиям жизни, в которых росли сахалинские дети. Упоминается, в частности, и о том, что рождение ребенка в семьях каторжных и ссыльнопоселенцев расценивалось как своеобразное наказание, а пожелание смерти собственному чаду не было большой редкостью среди сахалинских «отверженных».

С другой стороны, каторжные были людьми с очень разными судьбами. Среди заключенных встречались не только уголовники, но и «политические», нередко передовые по тем временам представители своих сословий, да и просто случайные люди, получившие столь суровое наказание за не самые значительные преступления. Социальная и интеллектуальная атмосфера Сахалина конца позапрошлого века была отнюдь не такой однообразной, как кажется с высот сегодняшних дней. Не случайно именно там, на сахалинской каторге выросли такие известные в будущем люди, как исследователь Антарктиды, соратник Роберта Скотта Дмитрий Гирев, чьим именем назван один из пиков ледяного континента, или народоволец и исследователь айну Бронислав Пилсудский. «Каторжное воспитание» почувствовал на себе и Даниил Хармс, чей отец Иван Ювачев тоже был народовольцем, каторжанином, писателем. Так что не каждому родившемуся за «краем земли» была уготована скорбная участь - Сахалин знал примеры успеха. Судя по всему, юный Василий попал именно в такое окружение. Есть непроверенные пока сведения о том, что после смерти родителей их друзьям удалось пристроить мальчика в местное реальное училище.

Православная кузница кадров

Судьба будущего японоведа круто изменилась после русско-японской войны 1904-1905 гг. Как известно, по ее результатам новая государственная граница пролегла буквально перед домами сахалинцев, а в России были приложены определенные усилия по осознанию причин военных неудач. Одной из главных причин была признана крайне слабо поставленная деятельность контрразведки и разведки, в том числе отсутствие квалифицированных кадров со знанием японского языка.

Для исправления сложившейся ситуации специалист по тайным операциям капитан Генерального штаба И. В. Сверчевский предложил как можно скорее создать «школу разведчиков Приамурского военного округа», именуемую «Восточной коммерческой школой», состоящей из «детского сада, в котором воспитываются сироты-мальчики как китайские, так и русские от 5 до 10 лет» и «собственно училища, состоящего из 7 общих и 1 специального классов». Становление будущих разведчиков должно было осуществляться на основе составленного И. Сверчевским «Особого нравственного уклада», во главу угла которого ставилось «соответствующее воспитание в духе исключительного признания интересов своей нации и готовности применить все средства к достижению наибольшей выгоды своему отечеству... »

Разумеется, реализовать этот амбициозный проект в полном объеме не удалось, как обычно, по причине отсутствия финансирования, но идея все же нашла свое воплощение. С. И. Кузнецов из Иркутского государственного университета, разбирая дела разведывательного отдела Заамурского корпуса пограничной стражи (г. Харбин), обнаружил переводы нескольких статей из японских газет о русских учениках православной семинарии в Токио с приложением вот такой сопроводительной записки: «Принимая во внимание острую нужду в русских людях, владеющих местными языками и, в особенности, японским, начальник Заамурского Округа (г. Харбин) по собственной инициативе, выслал в конце 1906 года 8 русских мальчиков в Токио в православную миссию. Плата за обучение этих мальчиков так баснословно дешева, что отказаться от этой командировки положительно было невозможно, тем более, что впредь таких выгодных условий не представится. Дешевизна объясняется тем особым усердием Архиепископа Японского высокопреосвященного Николая, прийти на помощь русским в деле ознакомления с Японией и японцами».

Юный Василий Ощепков не вошел в состав этой восьмерки. Он появился в Токио позже, вероятно, в августе 1907 г. В учебе Ощепков показал себя с лучшей стороны. В его «Свидетельстве об окончании Семинарии», выданном 23 июня 1913 г., сплошь хорошие и отличные оценки, а среди 16 предметов 11, если так можно выразиться, «япони¬стических», таких как «перевод японских газет» или «чтение японских писем». Не будет преувеличением сказать, что он стал одним из первых отечественных японоведов-практиков, получивших к тому же отличную лингвистическую подготовку непосредственно в Японии. Но все же в историю Василию Ощепкову суждено было войти в ином качестве.

Дзюдо

Известно, что при Семинарии существовала школа дзюдо. Архиепископ Николай строил педагогический процесс по принятой в Японии того времени схеме, а занятия дзюдо, как основа физической подготовки, входили в обязательную программу японских школ. Логично предположить, что в Семинарии эти занятия проводил один из инструкторов Кодокан — главного дзюдоистского додзё, так как и авторитет православной школы в качестве учебного заведения был велик, и находилась миссия не так уж далеко от штаб-квартиры дзюдо, да и других школ дзюдо попросту почти не было. Видимо, Василий Ощепков показал определенную склонность к борьбе, так как 29 октября 1911 г. он был приглашен для обучения в alma-mater дзюдо — Кодокан, а 15 июня 1913 г., за неделю до выпуска из Семинарии, стал первым русским и четвертым европейцем, получившим начальную мастерскую степень — 1-й дан по Кодокан дзюдо. Позже, 4 октября 1917 г., будучи, видимо, в командировке в Японии, Ощепков сдал экзамен и на более высокий 2-й дан. Цели командировки В. С. Ощепкова в Японию в 1917 г. нам неизвестны.

После окончания семинарии и до октябрьского переворота в России он служил в контрразведке в Хабаровске, Харбине и Владивостоке. Все это время он продолжал заниматься дзюдо — и как борец, и как тренер, и как пропагандист. В 1915 г. спортивный журнал «Геркулес», выходивший в Петрограде, писал о новостях из Владивостока: «Правление [местного спортивного] Общества, воспользовавшись пребыванием в городе специалиста японской борьбы джиу-джитсу г. Ощепкова, пригласило его в качестве преподавателя. Интерес к этой борьбе возрастает среди спортсменов, и они с увлечением принимаются за изучение одного из самых распространенных видов спорта в Японии». Ощепков просьбу спортивного общества удовлетворил и до 1920 г. руководил действовавшим во Владивостоке кружком дзюдо. Тогда же, 4 июля 1917 г. он провел в этом городе первые в мировой истории международные соревнования по дзюдо, пригласив для этого в Россию дзюдоистов из Коммерческого училища г. Отару (Хоккайдо).

Историку борьбы и биографу В. С. Ощепкова А. М. Горбылеву удалось разыскать уникальное свидетельство. 23 февраля 1918 г. выходившая во Владивостоке на японском языке газета «Урадзио ниппо» («Ежедневная владивостокская газета») сообщала: «Под эгидой владивостокского общества спорта пройдут соревнования по дзюдо и боксу. Соревнования начнутся сегодня в 3 часа пополудни. Спортсмены — храбрецы с японских и английских военных кораблей». В тот же день командующий 5-й японской эскадрой, стоявшей в бухте Золотой Рог прямо напротив здания общества «Спорт», контр-адмирал и дзюдоист Като Хирохару (1870-1939), записал в своем дневнике: «Смотрел дзюдо в [обществе] «Спорт». Василий великолепен! Заставил меня продемон¬стрировать вместе с ним парное ката». А на следующий день адмирал написал в дневнике: «Приходил Василий, 2-й дан [дзюдо]». Интересно, что приходил Ощепков к японскому флотоводцу не куда-нибудь, а на флагманский корабль, и контр-адмирал Като лично показывал ему гордость своей эскадры.

Агент "ДД"

После революции Ощепков оказывается на службе у адмирала Колчака — как переводчик востребованного тогда японского языка. Одновременно он выполняет эту же функцию и в Управлении военно-полевых сообщений японского экспедиционного корпуса, расквартированного во Владивостоке. Ощепков открывает школу японского языка и пытается заработать денег - участвует в торговых операциях с Японией, покупает кинопроектор. Должность, образование и активность молодого сахалинца привлекают внимание красного подполья: есть сведения, что его представители с 1920 г. наладили сотрудничество с Ощепковым. Неудивительно, что русский, имевший право подняться на флагман японской эскадры, не мог не обратить на себя внимание всех существовавших в то время в Приморье спецслужб. В 1921 г., уехав из Владивостока на родной остров, чтобы показывать там кино местным жителям и японским солдатам, занявшим в 1920 г. весь Сахалин, Василий Ощепков становится секретным сотрудником советской военной разведки - агентом «ДД».

В центре внимания Ощепкова оказались японские гарнизоны в северной части Сахалина. Свободно владеющий японским языком, имевший опыт жизни в Токио, Василий Сергеевич легко сходился с японскими офицерами, а для солдат во время киносеансов был переводчиком, растолковывая им содержание кинокартин по большей части европейских и американских. Донесения Ощепкова с Сахалина обширны, точны и детальны. «В г. Александровске: Две роты пехоты - 4-я и 3-я численностью около 400 человек при 8 пулеметах системы «Гочкиса» без щитов и легкого типа (ружейного обрезания) с прикладом, при каждом пулемете 4 номера прислуги. Казармы расположены в центре города (фот. М240). 5 орудий 3 калибра, дальность стрельбы 7,5 версты (в настоящее время стоят в артиллерийском складе без употребления). Никаких укреплений нет. Кавалерии нет». «Каменноугольный рудник Ф. Е. М. Петровского. Работал зиму 1922 г. Продажа исключительно частная и на электрическую станцию. Цена угля с доставкой 16 йен тонна. Рудник расположен в 6 верстах от города». В донесениях содержалась и подробнейшая информация о крупных военных чинах: биографии, родственные и карьерные связи, послужные списки, личные качества и фотографии японских генералов, служивших на Сахалине.

Несведущему человеку трудно сегодня оценить важность и качественный уровень передававшейся В. С. Ощепковым информации, поэтому я обратился за комментариями к нашим действующим военным разведчикам, и вот какой ответ был получен от них: «Имеющиеся в нашем распоряжении материалы являются фрагментом информационно-аналитического справочного документа, по сути, представляющего собой аналог раздела современной разведывательной сводки по военно-политической обстановке, составу и дислокации сил и средств вероятного противника в отдельно взятом регионе. Документ написан четким и лаконичным языком без излишней детализации, что наиболее характерно для документов, предназначенных для доклада руководству оперативно-тактического звена управления и выше.

Учитывая, что в исторический период, к которому относится документ, органы военной разведки РККА находились в стадии формирования, а структура табельных разведывательных документов только разрабатывалась, есть основания полагать, что в его основе были использованы шаблоны старых документов Генерального Штаба царской армии. Отдельно следует отметить характер изложения материала, отличающийся высоким, даже с позиции сегодняшнего дня, уровнем военной, политической и экономической грамотности. Принимая во внимание общий уровень подготовки сотрудников РККА того времени, можно также предположить, что человек, непосредственно исполнявший (сводивший) документ, имел специальную информационно-аналитическую подготовку и, вероятнее всего, являлся кадровым сотрудником органов военной разведки еще дореволюционного периода.

В материалах присутствуют ссылки на фотографии и карты. Учитывая наличие на оккупированной территории определенного режима и ограничений на перемещение (упоминание об этом также имеется в тексте) фотографирование объектов и сбор сведений для нанесения обстановки на карту должны были потребовать значительного времени и сил…»

Полнота поставляемых сведений, судя по всему, удовлетворила и тогдашнее начальство агента «ДД», и оно приказывает ему перебраться на давно уже японский Южный Сахалин. Ощепков отказывается, но предлагает взамен другую командировку - в Токио, откуда он уехал всего 6 лет назад, где ему многое и многие знакомы.

Резидент "Монах"

После некоторого размышления начальство согласилось с доводами своего агента, и в октябре 1924 Ощепков оказывается в столице «Русского Китая» - Харбине. Там он живет у своего однокашника по семинарии Исидора Незнайко - лучшего, по мнению профессора Д. М. Позднеева, знатока японского языка на КВЖД, и знакомится со своей землячкой Марией. Немедленно зарегистрировав с ней брак, Ощепков отправляется через Шанхай в столицу уже «Русской Японии» - Кобэ, куда и прибывает 24 ноября.

После Великого землетрясения Канто 1 сентября 1923 г. Кобэ стал точкой сосредоточения большинства иностранных диаспор Японии. Крупнейший порт этой страны сумел растворить в себе и сделать востребованным довольно большое для Японии количество иностранцев. Только русских, по оценке исследователя русской диаспоры в Японии профессора П. Э. Подалко, там проживало более 300 человек - необыкновенно много для такой закрытой страны, как Япония 1920-х годов. В Кобэ до сих пор сохранились остатки «русского квартала» в престижном районе Китано, недалеко от которого, в квартале Накаяматэ Ощепковы прожили около 7-8 месяцев - до середины лета 1925 г., пока не перебрались в Токио.

За это время Василий Сергеевич сумел полностью легализоваться в этой стране, получить надежные документы и предложение стать официальным представителем германской кинокомпании «Вести». Переезд в Токио был необходим: разведывательные возможности в Кобэ вряд ли могли удовлетворить Центр - ничего особенно ценного эмигранты сообщить не могли. Столица же сулила новые перспективы, и, перебравшись туда, Ощепков постарался доказать, что ожидания могут быть оправданы. Предварительно он составил план работы в японской столице:

«1) Прежде всего, установить, в каких учреждениях служат учившиеся со мной в японской школе японцы.

2) Найти подходящую квартиру вблизи расположения какого-либо полка.

3) Записаться членом спортивного клуба «Дзю-дзюцу» в районе расположения полка.

4) Завязать знакомства с теми студентами, в семье которых имеется кто-нибудь из военных.

5) Завязать знакомство с фотографом, вьшолняющим работу для полка.

6) В случае необходимости поручить жене открыть курсы русского языка.

7)Установить время и место регулярного свидания с сотрудником Чепчиным (японец К.).

8) Наладить связь с Плешаковым, который служил в Центросоюзе в Хакодате и через которого была единственная возможность сдавать материалы для отправки во Владивосток или Харбин).

9) Познакомиться с русскими служащими в интересных для меня учреждениях.

10) Чаще встречаться с товарищем по школе Сазоновым, который является правой рукой атамана Семенова, и через него познакомиться с лицами из политических и военных кругов Японии»

Резидент «Монах» сумел выполнить почти все намеченное, в том числе и те пункты, в которых прослеживается его опыт службы в контрразведке - расселение вблизи воинских частей и дружба с фотографами были излюбленными методами работы японской разведки в России. Ощепков снял квартиру в очень удачном месте - перед казармами 3-го Адзабского пехотного полка (сейчас на этом месте стоит Синбидзюцукан - Новый музей изобразительных искусств), а подходящее фотоателье с говорливым фотографом нашлось неподалеку - напротив казарм 1-го Адзабского полка (не так давно на их месте построен торговый центр Мидтаун). По иронии судьбы восемь лет спустя в пяти минутах ходьбы от этого места поселится преемник Ощепкова -агент 4-го управления РККА Рихард Зорге...

Помимо «сотрудника Чепчина» - однокашника по семинарии, ставшего преподавателем одного из Токийских военных училищ и давшего согласие работать на русских, Ощепков установил связь еще с несколькими бывшими семинаристами, занявшими интересные для разведки посты. Владимир Плешаков - «Митрич», работавший на советскую разведку с 1923 г., также оказал помощь старому другу, нашелся и «русский служащий в интересном учреждении» - в компании «Мицубиси». Удалось наладить отношения с адъютантом атамана Семенова Степаном Сазоновым.

Атаман в это время лихорадочно искал новые источники финансирования и доступа к военной власти. Судя по всему, руководство советских спецслужб решило сыграть на этом, выманив «русского хунхуза» в СССР, и, возможно, Ощепкову с Сазоновым отводились в этой игре важные роли. Однако операция не была доведена до конца, переговоры с Семеновым прервались по инициативе дипломата Г.Беседовского. /Атаман Семенов был задержан в 1945-м в Китае, доставлен в СССР и казнен - ja/.

Нашим разведчикам казалось, что советская тайная служба в Японии разворачивает сеть, которая принесет в скором времени долгожданный богатый улов. Однако крупные «специалисты» рабоче-крестьянского шпионажа, руководившие Ощепковым, то присылавшие ему бутыли с вылившейся по дороге жидкостью для тайнописи, то вдребезги пьяного курьера, оставались недовольны. Два начальника из разведки - Бабичев и Заколодкин обвинили его в плохой работе, нецелевом расходовании средств и предложили вернуться в Советский Союз, чтобы... пройти разведывательную подготовку. Ощепков недоумевал («Ведь должна быть груда ценных материалов, если они переведены на русский язык»), но военно-бюрократическая машина работала безотказно: 15 апреля 1926 г. первый нелегальный резидент советской военной разведки в Японии был назначен переводчиком разведывательного отдела штаба Сибирского военного округа.

Ощепков навсегда покинул Японию, чтобы самому переводить те секретные материалы, которые перед этим он сам же отправлял в Центр из Токио. По воле начальства покинул настолько спешно, что страдавшая от чахотки жена была оставлена в Токио и добиралась на родину сама. Спустя всего полтора года новый, сменивший Заколодкина, начальник разведки округа докладывал в Москву: «Я хочу выразить глубокое возмущение по поводу снятия с работы Ощепкова, этот факт не лезет ни в какие ворота... Я глубоко убежден, что если бы в свое время было дано надлежащее руководство, он во сто крат окупил бы затраты на него... Это тип, которого нам едва ли придется иметь когда-либо... Я полагаю, что если бы вы дали нам Ощепкова сейчас, мы сделали бы из него работника такого, о котором, может быть, не позволяем себе и думать».

Ощепкова в разведку больше не «дали», да это было бы и бессмысленно, ибо объяснить в Токио столь долгое пребывание в Советском Союзе и последовавшее за этим «чудесное возвращение» в Японию все равно не удалось бы.

И снова дзюдо

В 1927 г. Василий Сергеевич переехал в Новосибирск, где тогда был расквартирован штаб округа, и продолжил службу переводчиком. И снова немедленно приступил к пропаганде своего любимого дзюдо, но уже не среди любителей-спортсменов, как в дореволюционном Владивостоке, а среди военных.

В окружной газете появляется большая статья «Джиу-Джицу» в Новосибирске»: «На собрании ячейки ОСО при штабе СибВО состоялся интересный доклад тов. Ощепкова о японской самозащите - "Джиу¬Джицу" и был показан ряд ее приемов...». Как японист, Василий Сергеевич дает лингвистический комментарий: «Слово "Джиу-Джицу" или вернее "Дзюу-Дзюцу" (в Японии говорят "Дзюу Доо") в переводе на русский язык означает «искусство ловкости-гибкости»... Ощепков настаивает на введении преподавания дзюдо в армии, мотивируя это тем, что «Джиу-Джицу» преподают уже в войсках Англии, Франции и Америки.

Понятно, что в Новосибирске принятие столь глобальных решений было невозможно, но интересно, что сразу после доклада Ощепкова в городе создаются две группы по изучению дзюдо - мужская и женская, а Василий Сергеевич устраивает шоу: «В целях популяризации самозащиты японской системы "Джиу-Джицу", тов. Ощепков предполагает выступать в местном цирке, где он продемонстрирует приемы "Джиу¬Джицу" и устроит показательное соревнование, выпустив против себя 5-10 нападающих». О докладе Ощепкова пишут и другие газеты, его цитируют и ждут новых выступлений. В это время умирает от чахотки его жена. Похоронив супругу, он в отчаянии обращается к своим московским друзьям помочь ему выбраться из Сибири.

В октябре 1929 г. мечта Василия Сергеевича сбылась - он в Москве. Более того, востребован Инспекцией физической подготовки РККА для участия в разработке нового наставления по рукопашному бою как обязательной части физической подготовки красноармейцев, и сразу назначается на должность инструктора дзюдо в Центральный Дом Красной Армии (ЦДРА) и преподавателя дзюдо в Государственный центральный институт физической культуры имени Сталина (ГЦИФК). Вскоре после переезда в Москву знакомится с молодой вдовой Анной Казем-бек, и через некоторое время они начинают жить вместе.

Ощепков начинал прививать любовь к японской борьбе сразу же, в любой точке страны и независимо от должности, которую занимал. Он только-только прибыл в столицу, а уже декабрьский номер «Физкультуры и спорта» пишет об открытии в ЦДКА группы дзюдо: «В программу занятий войдут: 1) броски, рычаги, удары руками и ногами и удушения; 2) приемы самозащиты невооруженного против вооруженного винтовкой, револьвером, саблей, ножом или другим холодным оружием ближнего боя; 3) приемы схватки двух невооруженных. За основу будет принята японская система самозащиты "дзюудо", как наиболее проработанная, а главное, представляющая собой уже готовый комплекс различных приемов самозащиты... курсами будет руководить инструктор т. Ощепков, окончивший институт "Кодокан-дзюу-до" в Японии (в Токио)».

Став штатным преподавателем ГЦИФКа, Василий Сергеевич «пробивает» дзюдо как обязательную дисциплину для всех студентов. Автору посчастливилось застать в живых некоторых из них, и они, уже почти столетние старики, с восхищением вспоминали, как восемьдесят лет назад бегали на занятия к Ощепкову, и как «самый интеллигентный из всех преподавателей» легко выдергивал их из борцовского ковра. В институте разрабатывают легендарный физкультурный комплекс «Готов к труду и обороне». Японист Ощепков, зная, что в Японии такой уже есть, добивается введения в ГТО приемов самозащиты и обезоруживания.

Ограниченный в изучении дзюдо, вынужденный вариться в собственном «советском» соку, лишенный возможности общения с иностранными инструкторами и спортсменами, но обладающий обширными знаниями, личным опытом и талантом аналитика, Ощепков вносит в родное ему Кодокан дзюдо одно изменение за другим. Доцент Кафедры истории и культуры Японии ИСАА МГУ им. М. В. Ломоносова А. М. Горбылев весьма подробно и обоснованно с точки зрения теории и практики борьбы восстанавливает сейчас картину создания особого вида дзюдо - «по Ощепкову». Так, например, в СССР нет татами, и Ощепков заменяет его борцовским ковром. От этого сразу же меняется стойка спортсменов, становится ниже, больше напоминая позицию цирковых борцов, и увеличивается количество приемов в партере. Об ковер ломаются пальцы ног, и Ощепков вводит специальную обувь - борцовки, тем более что многих студентов - недавних крестьян, лучше было обуть, чем разуть - из чисто эстетических соображений. Не прижилась и японская форма - кэйкоги. Белые штаны рабоче-крестьянским студентам слишком напоминали кальсоны, и Ощепков начинает бороться в спортивных трусах и в белой куртке. Со временем куртка становится приталенной, как гимнастерка, а пояс вшивается в специальные проймы - складывается внешний вид того, что после войны назовут словом «самбо».

Пока же новое единоборство называют в учебном плане на 1934/35 гг. «борьбой вольного стиля (дзюу-до)». Кстати, тогда же - в 1934 г., Ощепков открывает первую спортивную секцию по дзюдо в Москве - в обществе «Крылья Советов», и через несколько месяцев ее аналоги появляются в Ленинграде, Харькове, Владивостоке. В марте 1935 г. прошел первый чемпионат СССР по борьбе вольного стиля (дзюдо), а в 1937 г. Василий Сергеевич еще успел создать и Всесоюзную федерацию этого вида единоборств, начал писать книгу, подготовил большую статью о необходимости преподавания дзюдо в армии.

Но упоминания о Японии в его статьях и выступлениях звучат все реже по мере того, как меняется отношение к этой стране в СССР .

Если в 1929 г. журнал «Физкультура и Спорт» писал о дзюдо с явным уважением, то в 1936 г. точка зрения изменилась до неузнаваемости: «Что такое дзюдо? Родина воинствующего фашизма, страна реакции, террора и интервенции - Япония имеет систему физического воспитания, предназначенную исполнять классовые заказы японских империалистов. Эта система носит название дзюдо».

А ведь всего двумя годами раньше Ощепков без опасения, хотя и придерживаясь советской стилистики, рассказывал о дзюдо и своей квалификации в нем: «Дзюдо - это система физического воспитания, сложившаяся в Японии более 50 лет тому назад, представляет собой как бы квинтэссенцию из весьма разнообразных и многочисленных систем самозащиты, каковыми были дзюу-дзюцу, тэнзинсиньорю, киторю и другие... Современную систему дзюудо я изучил в Японии в Центральном Институте Кодокан-дзюудо в Токио, который закончил в 1913 г. в звании мастера 2-й ступени, пробыв в названном институте около пяти лет... Японский империализм, стремясь к оснащению своей армии передовой техникой, придает огромное значение дзюудо, которая вооружает ее личный состав приемами ловкости, гибкости, умения нападать и защищаться не только с оружием, но и без оружия. Для бойцов и командиров Рабоче¬Крестьянской Красной Армии освоение приемов искусства дзюудо должно стать боевой задачей дня, ибо Красная Армия, защищающая границы единственного в мире государства трудящихся, не может отставать от возможных врагов своих ни в технической вооруженности, ни в физической подготовленности».

В условиях начинавшегося Большого террора эти слова звучали как предвестие приговора.

1937

Впрочем, вся жизнь Василия Ощепкова выглядела исполнением какого-то странного приговора. Родившийся и выживший на сахалинской каторге - там, куда отправляли умирать, он попал в Японию - под крыло святого Николая Японского, и стал учеником самого основателя дзюдо Кано Дзигоро. Потом не раз рисковал жизнью в раздираемом Гражданской войной и бесконечными мятежами Приморье. Согласился стать разведчиком и снова рисковал жизнью на Сахалине, и вновь вернулся в Японию, в очередной раз увеличивая степень этого смертельного риска. Что ждало бы его в Японии, проработай он там, как Зорге, 7-8 лет? Сегодня сложно об этом судить, но разве знали бы мы сегодня о том же Зорге, если бы его начальство вернуло его через год после начала командировки, как это произошло с Ощепковым? Точно известно только одно: вернувшись в Советский Союз и отдавая все силы изучению той части японской культуры, которая сейчас получила восторженное признание во всем мире, Василий Сергеевич Ощепков разделил судьбу большинства отечественных японистов.

20 сентября 1937 г. народным комиссаром внутренних дел СССР Н. Ежовым был подписан приказ М2 00593 - так называемый "приказ о харбинцах": «Органами НКВД учтено до 25.000 человек, так называемых »Харбинцев» (бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Манчжоу-Го), осевших на железнодорожном транспорте и в промышленности Союза. Учетные агентурно-оперативные материалы показывают, что выехавшие в СССР харбинцы в подавляющем большинстве, состоят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участников различных эмигрантских шпионско¬фашистских организаций и т. п. В подавляющем большинстве они являются агентурой японской разведки, которая на протяжении ряда лет направляла их в Советский Союз для террористической, диверсионной и шпионской деятельности».

Ощепков был «харбинцем», он прожил в этом городе около двух лет, не раз бывал там, и харбинский след в его биографии прослеживался вполне очевидно. Более того, Ощепков был сотрудником царской контрразведки, в терминологии того времени - «жандармом», он служил в японской армии, у Колчака и, наконец, долго жил в Японии. В довершение всего, в его характеристике в личном деле Разведупра навсегда осталась запись: «По убеждению Ощепков – сменовеховец Устряловского толка». Николай Устрялов - глава колчаковского «агитпропа», идеолог «национал-большевизма» и лояльный к Советской власти служащий КВЖД, по представлениям 1937 г., да и последующих семи десятилетий, был лидером одной из «антисоветских политических партий», связанным к тому же, в силу своего географического нахождения в дальневосточном центре русской белоэмиграции - Харбине, со многими антисоветскими организациями. Одна из критических книг Устрялова стала источником вдохновения для главы Всероссийской фашистской партии К. Родзаевского. Устрялов был расстрелян 14 сентября 1937 г. Так что «сменовеховец Устряловского толка» - это не характеристика, это - приговор.

Из Приказа М2 00593:

"1. С 1-го октября 1937 г. приступить к широкой операции по ликвидации диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев на транспорте и в промышленности.

2. Аресту подлежат все харбинцы:

б) бывшие белые, реэмигранты, как эмигрировавшие в годы гражданской войны, так и военнослужащие разных белых формирований;

в) бывшие члены антисоветских политических партий (эсеры, меньшевики и др.);

3. Аресты произвести в две очереди:

а) в первую очередь, арестовать всех харбинцев, работающих в НКВД, служащих в Красной армии, на железнодорожном и водном транспорте, в гражданском и воздушном флоте, на военных заводах, в оборонных цехах всех других заводов, в электросиловом хозяйстве всех промпредприятий, на газовых и нефтеперегонных заводах, в химической промышленности;

5. Следствие по делам арестованных харбинцев развернуть с таким расчетом, чтобы в кратчайший срок полностью разоблачить всех участников диверсионно-шпионских и террористических организаций и групп.

6. Всех арестованных харбинцев разбить на две категории:

а) к первой категории - отнести всех харбинцев, изобличенных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежат расстрелу.

8. После утверждения списков НКВД СССР и прокурором Союза приговор приводить в исполнение - НЕМЕДЛЕННО.

11. Операцию закончить к 25 декабря 1937 года.

12. В отношении семей репрессируемых харбинцев руководство¬ваться моим приказом М200486 от 15 августа 1937 года.

Народный Комиссар Внутренних Дел СССР - Генеральный Ко¬миссар Государственной Безопасности Н. И. ЕЖОВ"

Ордер об аресте Ощепкова был подписан 29 сентября, а сам арест произошел в ночь с 1 на 2 октября 1937 г. Одновременно с Василием Сергеевичем были схвачены такие корифеи отечественного японове дения, как профессора Д.М. Позднеев и Н.А. Невский, много других, менее известных японистов, но, судя по степени организованности «изъятий», давно находившихся в поле зрения НКВД как подлежащие аресту в соответствии с пунктом За того самого приказа. Ощепков попал под молох, уничтоживший почти до основания отечественную школу японоведения, но в его следственном деле нет ни одного протокола допроса. Выдающийся спортсмен и тренер давно страдал от стенокардии и не расставался с нитроглицерином. В 46-й камере 7-го коридора Бутырской тюрьмы, куда его доставили после ареста, никаких таблеток, конечно, держать не разрешалось, и в 18 часов 50 минут 10 октября 1937 г. Василий Сергеевич Ощепков скончался от приступа, как тогда говорили, «грудной жабы».

Можно, как ни кощунственно это звучит, порадоваться тому, что Ощепкову удалось избежать пыток и издевательств, предварявших короткую дорогу к расстрельному рву. Бывшего посла СССР во Фран¬ции Х. Г. Раковского под пытками заставили, например, признаться в том, что он «вернулся из Токио, имея в кармане мандат японского шпиона», а сахалинский друг Василия Сергеевича, тоже кадровый разведчик, Трофим Юркевич под пытками «сознался», что это Ощепков завербовал его для работы на японскую разведку - сознался полгода спустя после смерти «вербовщика».

Как ни удивительно, но это постановление от 1937 г. работает и се¬годня. Несмотря на то, что в 1957 г. В.С. Ощепков был полностью реа¬билитирован, его фамилия не попала в списки репрессированных в го¬ды сталинского террора. Ощепков не значится среди японистов - ни как один из первых практиков и преподавателей японского языка, окончивших Токийскую семинарию, ни как жертва «чясток среди японо¬ведов» (трое его соучеников - Г. Н. Журавлев, В. Д. Плешаков, Т. С. Юр-кевич в эти списки попали). Японист и разведчик Василий Ощепков как будто исчез. Его помнят только спортсмены, хотя здесь речь может идти скорее о легендарном образе, чем о реальном человеке - прово¬дятся соревнования по дзюдо и самбо памяти Василия Ощепкова, в Подмосковье есть школа самбо его имени. Зреет движение за канони¬зацию Ощепкова Русской православной церковью. Печально, однако, что при этом все популярнее становится миф о Василии Сергеевиче, как о «православном ниндзя», а не реальная история живого и очень неординарного человека.