Как немец помогал России Японию открывать

Ф.Зибольд и его роль в подготовке экспедиции Е.Путятина

Павлония (Paulownia, она же Павловния, она же дерево Кири, она же Адамово дерево) — тропическое дерево с пышной тенистой кроной и большими цветами разных оттенков сиреневого. Помимо этих достоинств оно имеет едва ли не прямое отношение к важному событию отечественной истории — миссии вице-адмирала Евфимия Путятина в Японию, увенчавшейся открытием этой страны для торговых и прочих отношений с Российской Империей. В мире, где это экзотическое растение называлось бы иначе, российско-японские отношения, возможно, были бы сейчас совсем другими.

Основание для этого литературного преувеличения дает Ф.Зибольд, немецкий натуралист и дипломат на службе у короля Нидердандов — и роль, которую он сыграл в подготовке экспедиции Путятина. Его имя хорошо известно в Германии, Голландии и Японии, много меньше — в России.

Зибольд и Япония

Филип Франц фон Зибольд родился 17 февраля 1796 года в Вюрцбурге в семье ученого-медика. Как было принято в те времена, унаследовал родительскую профессию — поступил в Вюрцбургский университет, где изучал медицину, фармакологию, химию, ботанику, географию.

Извивы жизненного пути начались в 1822 году, когда молодой медик-натуралист поступил на голландскую службу в Ост-Индии. Оттуда его сразу перевели в голландскую факторию на острове Дэсима в Нагасаки — единственное место, где тогда дозволялось находиться иностранцам. Помимо обязанностей врача Зибольд должен был собирать разнообразные сведения о Японии и налаживать полезные связи. Чем он и занялся с невиданной энергией.

Европейские науки были всё больше востребованы в Японии, и Зибольд охотно делился своими познаниями и навыками, получив неслыханную привилегию практиковать за пределами фактории. Несмотря на крайне стесненные условия жизни в наглухо закрытом для иностранцев обществе молодой доктор заложил основы распространения в Японии современной медицины, ботаники и других естественных наук и обрел большую популярность среди японского образованного класса.

Итогом его 6-летнего пребывания в Нагасаки стали богатейшие коллекции растений, минералов, рисунков и других предметов, фундаментальные труды о природе и обществе Японии — без преувеличения, новое слово в востоковедении того времени, а сам он возвратился в Европу наиболее компетентным и, что особенно важно для дальнейшей истории, увлеченным экспертом по этой стране.

Возвращению предшествовал драматический эпизод, который тоже впоследствии сильно повлиял на ход событий. Инцидент излагается в разных вариациях. Одна из них гласит, что, якобы, местный друг Зибольда астроном Такахаси Ракусаэмон передал ему карты Японии, что было категорически запрещено. Власти узнали об этом от картографа, который их изготовил. В ходе расследования выяснилось, что Зибольд не голландец, а немец, и тогда его обвинили в шпионаже в пользу России. Следствие длилось почти год, многие, с кем контактировал Зибольд, оказались за решеткой, а астроном и картограф покончили с собой. Завершился процесс изгнанием Зибольда из Японии. Что, однако, никак не охладило его чувств к ней.

Этому периоду его жизни посвящено подробное исследование Т.А.Чёрной «Иконографическая коллекция доктора Зибольда».

Зибольд и Анна Павловна

Анна Павловна, младшая дочь российского императора Павла Первого, в 1816 году вышла замуж за принца Вильгельма Оранского. В её честь (по отчеству) Зибольд и назвал дерево Кири, семена которого привёз из Японии. Возможно, он сделал это бескорыстно - в Нидерландах принцесса Анна снискала прекрасную репутацию за добрый нрав и широкую благотворительную деятельность.

В то время Зибольд был озабочен изданием своей грандиозной японской трилогии — Nippon, Flora Japonica, Fauna Japonica. Богато иллюстрированные книги стоили в производстве больших денег. В 1834 году поиски финансирования привели его ко двору Николая Первого, где состоялась высочайшая аудиенция. Личное знакомство с российским монархом, несомненно, сыграло роль спустя много лет, когда Зибольд был приглашен в Петербург уже по делам государственной важности. Предполагается, что рекомендацию к первой встрече дала сестра Николая Первого Анна Павловна.

Поездка в Петербург прошла более чем успешно: российский МИД профинансировал по 10 экземпляров каждой из частей трилогии. Эти заказы повторялись на протяжении последующих 20 лет. Издание Flora Japonica 1935 года Зибольд посвятил Принцессе Оранской Анне Павловне, предположительно, в благодарность за ее роль в этом деле.

В конце 1852 года российский посланник в Гааге фон Мальтиц сообщает, что Николай I представил его к ордену св.Анны второй степени. Очевидно, так российский император оценил вклад Зибольда в науку, поскольку на тот момент награждать его кроме этого было не за что. В семейном архиве содержится расписка в получении ордена в российском посольстве в Гааге, датированная 8 марта 1853 года.

Экземпляры Nippon и Flora Japonica хранятся в российских академических библиотеках. Иллюстрации к ним, особенно — к Flora Japonica, выполненные японскими учениками Зибольда, представляют собой самостоятельную художественную ценность.

Разочарование

По возвращении из Японии Зибольд получил жалованье в качестве дипломатического советника голландского правительства, а в 1842 году за заслуги на этом поприще был произведен в советники короля Нидерландов по японским делам. С этого момента, как сообщают его биографы, Зибольд «принялся бомбить голландское правительство предложениями по развитию отношений с Японией». Одним из самых заметных стал пространный меморандум 1843 года, однако предложенная в нем экспедиция так и не состоялась. По совпадению, в том же 1843 году свое предложение по направлению миссии в Японию представил Е.Путятин, и оно тоже не было реализовано, хотя в обоих случаях инициаторов успели назначить главами готовившихся предприятий.

Активность западных держав вокруг Японии, между тем, нарастала, и Зибольда не могло не тревожить, что государство, которому он исправно служил и которое имело неоспоримое преимущество перед другими в отношениях с закрытой дальневосточной страной, остается в стороне от процесса. Он предлагал правительству взять инициативу по открытию Японии всему миру.

Узнав в начале года, что США готовят миссию во главе с коммодором Перри, Зибольд представил очередной меморандум, а также проект договора с Японией. Несмотря на то, что некоторые высокопоставленные деятели одобрили его предложения, кабинет министров в конце концов решил занять выжидательную позицию. Впоследствии Зибольд с обидой писал, что договор, заключенный Нидерландами с Японией в 1855 году, был «списан под копирку» с его проекта.

Его активность нравилась не всем. Среди недругов был глава голландской фактории в Нагасаки, не желавшей видеть рядом с собой конкурентов из других стран.

Зибольд испытывал все большее разочарование в бездеятельности правительства и, разуверившись в том, что оно предпримет необходимые, по его мнению, действия, обратился к другим возможностям реализации своих амбиций на японском направлении. Узнав о подготовке миссии Перри, он приложил немало усилий, чтобы принять в ней участие, но тщетно. По свидетельству Ф.Хокса, который составил подробный отчет об экспедиции, коммодор решительно противостоял нажиму на самых высоких уровнях, потому что не хотел везти с собой человека, однажды изгнанного из Японии по подозрению в шпионаже, и тем самым создавать дополнительные проблемы для переговоров.

А тем временем в России

О подготовке американской экспедиции было известно и в России. В феврале 1852 генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Муравьев-Амурский написал императору письмо, в котором, ссылаясь на действия США, призвал без промедления предпринять меры по скорейшему установлению отношений с Японией — в противном случае США и Англия обретут над ней такое же влияние, как над Китаем, что осложнит российские перспективы на востоке.

Это письмо стало отправной точкой подготовки экспедиции Путятина. С учетом российских бюрократических традиций дальнейшие события развивались удивительно быстро. Уже в апреле был учрежден Особый комитет из представителей МИД, министерства финансов, флота и военных. Комитет рассмотрел вопрос и рекомендовал снарядить в Японию экспедицию под руководством Путятина. В конце мая Николай I одобрил это решение, а в октябре того же года — на полтора месяца раньше Перри - Путятин вышел из Кронштадта на фрегате Паллада.

Подозрения

Само по себе участие Зибольда в подготовке японской экспедиции Путятина — факт, хорошо известный российским, японским и западным специалистам по истории дипломатических отношений на Дальнем Востоке. Правда, в российских исследованиях о роли немецкого ботаника упоминается обычно вскользь, а то и, в соответствии с известной отечественной традицией, со скепсисом — мол, надо еще разобраться, на чью мельницу тот на самом деле лил воду. Да и патриотически настроенные современники относились к иностранцу с нескрываемым подозрением.

В сопроводительном письме к дополнительным инструкциям, высланным Путятину из Петербурга уже на пути в Японию, товарищ министра иностранных дел Л.Сенявин с явным сожалением писал о том, что пришлось воспользоваться проектом российско-японского договора, подготовленным Зибольдом, который «на всё смотрел с голландской точки зрения и при составлении своего проекта едва ли не заботился более о голландцах, нежели о русских, имея паче всего ввиду, чтобы нам не было против голландцев предоставлено больше прав и преимуществ». Не сказать, что у такого отношения вовсе не было оснований. Провал миссии Резанова в 1805 году отчасти приписывают проискам голландцев, которые единственные из западных держав поддерживали отношения с Японией.

Так или иначе, подозрения не помешали воспользоваться не только проектом договора, но и другими советами Зибольда. Насколько в действительности была велика его роль в успехе миссии Путятина по открытию Японии? Немецкий историк Э.Франц считает, что роль была решающей, и в доказательство приводит материалы из семейного архива наследников Зибольда в замке Бранденштайн в Шлютхерне, а также из Государственного Военно-морского архива в Санкт-Петербурге. Их анализу он посвятил книгу, англоязычный вариант которой протяжно называется «Philipp Franz von Siebold and Russian Policy and Action on Opening Japan to the West in the Middle of the Nineteenth Century».

Зибольд стучится в дверь

Общеизвестный и достоверный эпизод взаимодействия Зибольда с российскими властями на почве открытия Японии — его визит в Санкт-Петербург в начале 1853 года, во время которого он дал консультации по ведению диалога со сложным дальневосточным партнером, а также составил проекты нескольких документов. После этого визита Путятину и направили «дополнительные инструкции», изобилующие ссылками на имя немецко-голландского дипломата-натуралиста. Однако Э.Франц полагает, что фактически сотрудничество началось еще раньше.

Ключевая находка в бранденштайнском архиве - 20-страничный черновик письма без даты и адресата. По разным признакам Франц заключил, что черновик был написан в июле июля 1852 года, а соответствующее письмо адресовано послу Российской Империи в Берлине А.Ф.Будбергу (барон фон Будберг-Бённингхаузен). Это первый известный документ, в котором Зибольд подробно излагает видение развития отношений России с Японией и предлагает свои услуги. Письмо заслуживает того, чтобы подробнее остановиться на его содержании.

1. Зибольд описывает свои неудачные попытки побудить голландское правительство к активным шагам по открытию Японии миру и выражает сомнение в том, что оно их когда-либо предпримет. Вместо самостоятельных действий Нидерланды решили оказать содействие американской экспедиции коммодора Перри против чего он, Зибольд, якобы, возражал.

2. Зибольд делится своими соображениями о ходе предстоящей экспедиции Перри. Американцы не примут отказа Японии подписать договор в ходе мирных переговоров и прибегнут силовым действиям — морской блокаде и оккупации Эдзо (Хоккайдо), Сахалина и Окинавы.

3. Ввиду предстоящей американской экспедиции Россия не может оставаться в стороне. «Самое время Российской Империи заявить о своем праве на свободную торговлю с Японией». Россия находится в наилучшей после Голландии позиции для открытия Японии миру. Россия способна добиться от Японии лучших условий торговли и пребывания российских подданных, чем те, которыми пользуется Голландия.

4. Действовать следует путем мирных переговоров.

5. Открытие торговли с Японией послужит развитию отдаленных дальневосточных территорий России, что компенсирует ей отсутствие тропических колоний, без коих невозможно процветание морской державы. Зибольд высказывает соображения по возможной номенклатуре торговли.

6. Письмо содержит предложения по организации экспедиции в Японию. Она должна включать один большой военный корабль и несколько вспомогательных, которые будут задействованы в обследовании дальневосточных вод и берегов параллельно с дипломатической миссией. Кроме того, прибытие к берегам Японии целой флотилии покажет Японии серьезность российских намерений.

7. Экспедиция должна доставить и передать через губернатора Нагасаки послание от имени Государя Императора к сёгуну или высшему совету бакуфу. Послание должно выражать заверения в миролюбивых намерениях, а также вежливо, но настойчиво поставить вопрос об открытии Японии для торговли.

8. В случае, если губернатор Нагасаки откажется принять послание, русскому послу следует отправиться к Эдо, чтобы вручить его непосредственно высшим властям, и дожидаться ответа в одной из ближайших бухт. На совсем уже крайний случай полного и окончательного отказа Зибольд предлагает оккупацию юга Сахалина.

9. Он выражает готовность приехать в Петербург в качестве консультанта, обладающего уникальным опытом и знаниями о Японии, подготовить проекты писем и российско-японского договора.

Интересные совпадения

В семейном архиве Зибольда не обнаружено каких-либо документов, свидетельствующих о российской реакции на это письмо. Однако Э.Франц уверен, что оно не только попало к адресату, но и было использовано при подготовке экспедиции Путятина еще до визита Зибольда в Петербург в январе 1853. Подтверждения этой версии он видит в текстах инструкций Путятину от Морского министерства (14 августа 1852) и от МИД Российской Империи (23 августа 1852).

Так, состав экспедиции, утвержденный Морским министерством, почти в точности совпадает с тем, что рекомендует Зибольд: флагманский военный корабль, паровое судно и корвет. Инструкция предоставляет в распоряжение Путятина фрегат «Паллада», корвет «Оливуца» из камчатской флотилии и паровую шхуну, которую надлежит приобрести в Англии по пути в Японию (плюс к этому Российско-Американская компания выделила миссии транспортное судно «Князь Меньшиков»).

Еще больше совпадений Э.Франц находит в инструкциях от Министерства Иностранных дел. В частности, в них повторяется анализ перспектив миссии Перри и содержится тот же вывод — Россия не должна оставаться в стороне от открытия Японии. Как и Зибольд в своем письме, МИД разъясняет важность торговых связей с Японией в контексте снабжения дальневосточных и американских владений.

В письме Будбергу Зибольд особо подчеркивает, что цели должны быть достигнуты путём мирных переговоров — в противоположность агрессивным американцам. Инструкция МИД акцентирует эту же мысль в следующих выражениях:«Желание правительства состоит в том, чтобы склонить японцев на наши предложения мирными путями и единственно посредством переговоров», которые надлежит вести «в миролюбивом и елико возможно дружеском смысле, указывая японцам на соседство обоих государств и на пользу взаимных политических связей».

Зибольд предлагает отправить с экспедицией послание Императору Японии от имени Императора Всея Руси, и оно действительно было составлено и передано Путятину.

То же и относительно содержания послания Императору. Зибольд пишет, что в нём должны быть выражены «доброжелательные и миролюбивые чувства Императора и всех российских подданных». Примерно в тех же и даже более сильных выражениях составлено послание, которое Путятин увёз с собой из Санкт-Петербурга:«Находясь в мире и добром согласии со всеми не только соседними, но и отдаленнейшими странами и народами и стараясь... поддерживать и всюду упрочивать таковой мир... мы намерены послать... генерал-адъютанта Ефима Путятина к Вашему Величеству с самыми дружелюбными и приязненными изъявлениями... Соседство наших империй, как ровно и миролюбивый образ действий обоих правительств, побудили нас к таковой посылке, единственная цель коей — вступить в дружественные связи с Вашим Величеством, и чтобы подданные наши наслаждались плодами сей взаимной благоприязни». Насчет доброго согласия со всеми странами Его Величество, конечно, слукавили, ну да ладно.

Главной целью русско-японских переговоров, по Зибольду, должно было стать открытие Японии для торговли. МИД инструктирует Путятина следующим образом:«Сущность же сих переговоров должна состоять в том, чтобы убедить японское правительство позволить нашим судам и нашим торговцам приставать если не к разным пунктам Японии, то хотя бы к одному известному месту, имеющему удобный порт, и там размениваться с японцами нашими товарами на произведения их государства».

Сеанс разоблачения

Всего немецкий историк обнаруживает 19 соответствий, свидетельствующих, по его мнению, о том, что рекомендации Зибольда использовались российским правительством еще на начальном этапе подготовки экспедиции. Однако есть сомнения в том, что оно действительно получило письмо, а если получило, то использовало в таком объеме.

Далеко не все сопоставления выглядят убедительно. Например, прямая увязка решения направить в Японию морскую миссию с аналогичным предложением в письме Зибольда послу Будбергу. Активное обсуждение экспедиции в Японию началось еще в апреле 1852, а до того было еще письмо Муравьева-Амурского.

Также правительство едва ли нуждалось в советах со стороны, чтобы сделать выбор в пользу мирного открытия Японии и придать особую важность торговым отношениям. В этой части МИД фактически воспроизвёл ключевые позиции из поручений Александра I Резанову в 1803 году. Дополнительным аргументом «за мир» мог стать собственный опыт контрпродуктивных силовых акций в отношении Японии. Впрочем, есть также и основания сомневаться в том, что урок был усвоен, но об этом речь пойдет ниже, тоже в контексте «советов постороннего».

Совершенно естественной выглядит и «идея» направить правителю Японии послание от российского Императора — как и за полвека до этого, когда аналогичную грамоту Александр I передал японскому императору с Резановым. Тут Николай I как раз мог бы воспользоваться разумным советом Зибольда адресовать послание сёгуну или высшему совету бакуфу, а не императору, который ничего не решал. Но не воспользовался. То ли потому что русские этого совета не читали, а сами за полвека толком не разобрались в государственном устройстве Японии, то ли потому что, как утверждает Э.Франц, читали и под «императором» имели ввиду верховного правителя, то есть именно сёгуна. А может, не читали, но имели ввиду своим умом. В общем, запутанная история.

В письме Зибольда Будбергу содержатся и другие здравые моменты, которые не нашли отражения в документах, переданных Путятину перед отплытием. Например, Зибольд исходит из того, что миссия прибудет в Нагасаки. Однако ни МИД, ни Морское министерство не дают относительно конечной точки плавания никаких ясных указаний. Хотя еще во времена Резанова в России знали, что Нагасаки — единственный мало-мальски приемлемый порт для прибытия иностранцев.

Как «след Зибольда» Э.Франц расценивает то обстоятельство, что МИД сообщил Путятину о дополнительных инструкциях, которые будут переданы уже в ходе плавания к Японии. Какие есть основания связывать дополнительную проработку миссии непременно с именем Зибольда - неясно. Вполне возможно, что имелся ввиду генерал-губернатор Иркутска и Енисейска Муравьев-Амурский, которого тоже ожидали в Петербурге в начале 1853 года.

Наконец, очень странно, что на своё весьма содержательное письмо, к тому же с конкретным предложением сотрудничества, Зибольд не получил вообще никакого ответа, хотя посол Будберг был его давним добрым знакомым. Вполне вероятно, причина в том, что письмо по каким-то причинам не нашло адресата или вовсе не было отправлено.

Перечисленные неувязки вовсе не означают, что перечень Э.Франца не заслуживает никакого внимания, а версия о более глубокой, чем считалось, вовлеченности Зибольда в подготовку экспедиции Путятина — голая спекуляция. При основательной проработке она, возможно, могла бы обогатить наши знания об этой странице российской истории. Не говоря уже о том, что содержание обнаруженного историком письма Зибольда послу Будбергу представляет собой самостоятельную научную ценность независимо от его судьбы.

Дверь отворяется

Было использовано письмо Будбергу или нет - в любом случае существуют достоверные задокументированные свидетельства роли немецкого ботаника в открытии Россией Японии — и мудрости российских политиков, которые привлекли к этому предприятию лучшего по тем временам иностранного эксперта.

Не дождавшись ответа на своё письмо российскому послу в Берлине, Зибольд не сдается, а пишет новые письма — уже послу Российской Империи в Вене барону фон Мейендорфу. Первое из них датировано 8 ноября, когда Путятин уже месяц как находился в плавании. Зибольд вновь предлагает сотрудничество, частично воспроизводит содержание письма Будбергу, а также информирует о ходе экспедиции Перри.

И наконец дверь отворяется. Зибольд получает приглашение от имени канцлера Нессельроде прибыть в Петербург, датированное 25 декабря 1852: «Ваше письмо и приложенный к нему мемуар, по надлежащем их рассмотрении, возбудили здесь желание собрать из Ваших уст пояснения и дополнительные сведения о вопросе, известном Вам точнее, нежели другому европейцу». Это отрывок, процитированный Зибольдом в «Подлинном отчете о действиях России и Нидердандов к открытию Японии для навигации и торговли со всеми странами», написанном им 2 с лишним года спустя. В том же «отчете» Зибольд пишет, что не испрашивал у начальства разрешения посетить Россию, поскольку всё равно бы его не получил, а только уведомил о своём решении голландские власти и поехал на свой страх и риск.

Советы постороннего

Визит начался 10 января 1853. В Петербурге Зибольд имел беседы с Императором, Великим Князем Константином Павловичем, канцлером Нессельроде и другими лицами, причастными к делу открытия Японии. По просьбе Нессельроде он составил проект послания российского канцлера японскому высшему совету и проект первого российско-японского договора. Результаты его консультаций в Петербурге в январе-феврале 1853 отражены в текстах этих документов, а также в дополнительных инструкциях МИД для Путятина, датированных 27 февраля.

Не всегда ясно, какие советы исходят от Зибольда, а какие от МИД. Однако в короткой преамбуле ко всему тексту дополнительных инструкций не говорится ни о чем, кроме состоявшихся консультаций, поэтому содержание документа в целом можно рассматривать как изложение их содержания.

В первоначальных инструкциях августа 1852 МИД писал, что воздерживается от указаний относительно места прибытия Путятина в Японию. В дополнительных инструкциях этот вопрос прояснен. Сказано, что, по мнению Зибольда, фрегат должен зайти в Нагасаки и никуда более, поскольку по японским законам Нагасаки — единственный порт, где дозволены контакты с иностранцами. Появление русских кораблей в любой другой точке будет воспринято японскими властями как знак агрессивных намерений и с самого начала поставит под угрозу переговоры.

Сответственно, МИД заменил первоначальное послание, которое Путятин должен был вручить по прибытии местным властям Японии, на послание губернатору Нагасаки.

Заменили и более важное послание, адресованное первоначально Императору Японии. По настоянию Зибольда МИД его аннулировал и передал новое, адресованное высшему совету бакуфу от лица канцлера и одобренное российским Императором. Дополнительные инструкции поясняли, что обращение к Императору Японии только всё усложнит, а также содержали подробные разъяснения относительно «двуцентричной» политической системы Японии и того, как это может повлиять на переговоры.

Обрели конкретику требования по открытию торговых портов. Зибольд предложил добиваться права доступа в Нагасаки и в Ацукэси на Эдзо (Хоккайдо). Он также предостерег от миссионерской деятельности — теме гонений на христианство он уделил большое внимание еще в письме Будбергу. Дополнительные инструкции предписывают сопровождавшему экспедицию священнику не сходить на берег в церковных одеяниях.

Следующая рекомендация «иностранного консультанта» вызывает вопросы. Если Путятину так и не удастся встретиться с представителями японского правительства и заключить договор, то, «согласно Зибольду... вы можете проследовать в залив Анива на южном берегу острова Сахалин и занять там японское поселение. Это испугает японское правительство и сделает его более сговорчивым».

Этот «план Б» Зибольд предлагал еще в письме послу Будбергу. В первоначальные инструкции МИД он не вошел — или в Петербурге его просто не видели, или, что менее вероятно, видели, но не использовали по принципиальным соображениям. Если и так, на поверку они оказались шаткими. Из дополнительных инструкций ясно следует, что российское правительство не исключало силового давления, и ссылки на Зибольда здесь ничего не меняют. Процитированное выше медоточивое послание Николая I японскому Императору играет на этом фоне новыми красками.

По сути, Зибольд предлагает, а Петербург принимает предложение повторить «подвиг» «Юноны» и «Авось» - вплоть до того, что, как и 50 лет назад, окончательное решение двусмысленно предоставлено исполнителю. Обстоятельства и последствия той вооруженной авантюры, последовавшей за провалом миссии Резанова, несомненно, были памятны всем. Она не только не побудила японцев к сговорчивости, но и имела последствия в виде двухгодичного пленения капитана Головнина, не говоря об «имиджевом» ущербе.

Чем руководствовались Зибольд и правительство, занося ногу над теми же граблями? Возможно, они посчитали, что силовой нажим может возыметь эффект в новых условиях, когда режим бакуфу ослаб и испытывал нарастающее международное давление. Проверить это на практике не довелось, так как, к счастью, до реализации сомнительного «плана Б» дело не дошло.

Дополнительные инструкции впервые излагают позицию России по вопросу о границе. В главном она повторяет идеи Зибольда, изложенные в подготовленном им проекте послания от российского канцлера к высшему совету бакуфу: граница должна проходить между Итурупом и Урупом, а вопрос о принадлежности Сахалина не заострять (предложить японской стороне представить свою позицию). Зибольд акцентирует внимание на шаткости японских прав на территории к северу от Хоккайдо и подчеркивает милостивое до сих пор отношение России к японской экспансии на Курилы и Сахалин, а также отсутствие у нее территориальных амбиций.

В окончательном варианте послания высшему совету эти позиции смягчены — вероятно, по инициативе МИД. В итоговый вариант вошло только заверение в отсутствии территориальных притязаний. Не вошли и конкретные территориальные параметры российского предложения, а было лишь заявлено настоятельное желание определить границу между двумя странами ввиду растущей международной активности в регионе. Аргументация и конкретика ушли в дополнительные инструкции. Помимо приведенной выше позиции относительно раздела Курил там содержатся указания по Сахалину, гораздо более ясные и жесткие, чем в проекте послания высшему совету.

Не вполне ясно, исходят они от Зибольда или от российской стороны, однако, как говорилось выше, преамбула к дополнительным инструкциям дает основания полагать, что без немца и здесь не обошлось. В любом случае отраженные там положения по Сахалину достаточно интересны, чтобы остановиться на них подробнее.

Отмечено, что остров, фактически, никому не принадлежит, за исключением южной оконечности, где расположено японское поселение. Допинструкции предвидят, что эту часть острова японцы точно не отдадут, и предлагают Путятину согласиться с этим, преподнеся согласие как большую уступку в ответ на уступку Японии по открытию себя для торговли с Россией. Это, однако, предел возможного компромисса. Притязания Японии на другие части Сахалина неприемлемы.

Дополнительные инструкции подчеркивают особую важность острова для России, потому что контроль над ним дает контроль над устьем Амура. Путятину предложено убеждать партнеров в том духе, что в текущей международной обстановке права на Сахалин может заявить любая из активных в этом регионе держав (очевидно, имелась ввиду Америка), и для Японии выгоднее, если ее соседом здесь будет Россия. На случай, если японцы упрутся, дополнительные инструкции рекомендуют пока оставить этот вопрос (то есть, фактически, следуют в русле подготовленного Зибольдом проекта послания высшему совету). Россия будет укреплять свои позиции на Сахалине и ждать выгодного момента, чтобы вновь заявить о своих правах.

Дополнительные инструкции оценивают пограничный вопрос не только как самоцель, но и как рычаг для вовлечения Японии в переговоры по другим темам и побуждения ее к большей гибкости.

Значительная часть дополнительных инструкций посвящена тактике ведения переговоров и тому, как добиваться встречи с представителями японского правительства, уполномоченными их вести. Подробно изложены возможные ходы японских властей по затягиванию диалога и контраргументы, которые следует предъявлять. Общий замысел состоял в том, чтобы постепенно наращивать давление на партнеров, избегая при этом излишне резких движений и действуя в соответствии с японскими формальными ритуалами.

Ключевым моментом в этом процессе являлась угроза — а то и ёё реализация - самовольного переезда Путятина из Нагасаки в залив у Эдо в случае, если власти Нагасаки будут саботировать налаживание контактов с центральным правительством. Крайней мерой — высадка на Сахалине, о которой говорилось выше. Очевидно авторство Зибольда относительно этой наиболее деликатной, процедурной части дополнительных инструкций, демонстрирующей глубокое знание японских политических реалий.

Разумеется, применять эти рекомендации можно было только сообразуясь с обстановкой на месте, на что прямо указывали дополнительные инструкции. Без дипломатических талантов переговорщика в лице Путятина не помогли бы никакие советы самого квалифицированного эксперта.

Переговоры

Предположение Зибольда о том, что японцы будут оттягивать начало переговоров, оправдалось сразу по прибытии в Нагасаки в августе 1853. За первые три месяца пребывания в Японии Путятин передал губернатору Нагасаки 24 письма, в которых вежливо, но твердо добивался начала переговоров с представителями бакуфу. В целом он следует порядку контактов и генеральной линии поведения, предписанной дополнительными инструкциями - постепенно наращивает нажим, но не переходит границы, за которой диалог стал бы невозможен. Из писем видно, что главным рычагом служила угроза отправиться в Эдо и там добиваться прямых встреч с правительством.

Вот что пишет об этом сам Путятин в отчете об экспедиции: «Соображаясь… с данной мне Министерством иностранных дел инструкцией, я начертал себе систему действий в сношениях с этим народом, в основаниях которой принял кроткое и дружеское с ним обращение, снисходительное исполнение тех законов и обычаев страны, которые не противны были достоинству нации и моего звания, и твердую спокойную настойчивость в переговорах по возложенному на меня поручению».

В ноябре 1853 усилия Путятина принесли первый результат — правительство согласилось направить в Нагасаки полномочных представителей. Переговоры начались в январе 1854, но на этом этапе далеко не продвинулись. Правда, Путятину удалось заручиться обещанием, что если правительство все же решится на это, Россия станет первой державой, с которой будет заключен соответствующий договор.

Японские переговорщики вернулись в Эдо, согласившись продолжить переговоры позднее, а Путятин на фрегате «Паллада» отплыл из Нагасаки на Филлиппины. Однако по обстоятельствам, вызванным начавшейся Крымской войной, отлучка затянулась. Встречи с посланцами бакуфу возобновились только в декабре 1854 в Симоде, определенной японским правительством для дальнейших переговоров. Путятин прибыл туда уже не на «Палладе», а на недавно построенном фрегате «Диана». За время его отсутствия Япония успела подписать договоры с США и Англией.

Успех

Разрушительное землетрясение, затопление «Дианы» и другие драматические обстоятельства этого этапа русско-японских переговоров хорошо известны. 7 февраля 1855 года по старому стилю они увенчались подписанием Симодского трактата — третьего из «Ансэйских» (по названию японской эпохи правления) международных договоров Японии и первого межгосударственного договора с Россией (полный текст ниже).

Все три документа разрешают допуск судов соответствующих стран в ряд специально назначенных японских портов для ремонта, снабжения топливом, водой и продовольствием, а также предусматривают помощь судам, терпящим бедствие, по всему побережью. Все три содержат положения о статусе наибольшего благоприятствования. Договор с Англией этим, практически, и исчерпывается.

Договоры с США и Российской Империей намного более содержательны. И тот, и другой провозглашают отношения мира и дружбы. Американский договор большое внимание уделяет обращению с судами, терпящими бедствие у японских берегов — для США эта тема была особенно актуальной с учетом активного китобойного промысла в окрестных водах. В российском договоре содержится важнейшая статья о территориальном размежевании — в других договорах её нет за отсутствием у договаривающихся сторон сопредельных территорий.

Что же касается предметов общего интереса, то здесь Путятину удалось добиться большего, чем конкурентам из США и Англии. Если для них японцы открыли по два порта (Симода и Хакодатэ для первых и Нагасаки и Хакодатэ для вторых), то для России три — Симода, Хакодатэ и Нагасаки.

Далее, вслед за декларацией мира и дружбы в Симодском трактате содержится обязательство защищать граждан друг друга на своих территориях:«Во владениях обоих Государств Русские и Японцы да пользуются покровительством и защитою как относительно их личной безопасности, так и неприкосновенности их собственности.» В Канагавском договоре этого нет.

Как США, так и Россия договорились с Японией о размещении на постоянной основе консулов в одном из открытых портов, исключая Нагасаки. При этом в Симодском договоре, в отличие от Канагавского, прописано предоставление российским консулам экстерриториального статуса:«Места и дома для Консульства будут определены Японским Правительством и Русские живут в них по своим обычаям и законам.»

Большим достижением Путятина выглядит статья 5 Симодского трактата:«В двух первых из открытых портов (Хакодатэ и Симода) Русским дозволяется выменивать желаемые товары и имущества на привезенные товары, имущество и деньги.» Пояснение к этой статье описывает порядок обмена:«Отпуск товаров будет производиться в назначенном для сего казенном доме, куда будут доставляться и привезенные товары, золотая и серебряная монета. Русские, избрав в лавках товары или имущество и согласясь с продавцом в цене, производят из них уплату или выменивают их за привезенные на судах товары в означенном доме, при посредстве Японских чиновников.»

В Канагавском договоре есть похожая статья: «Договорено, что судам Соединенных Штатов, заходящим в открытые для них порты, будет дозволено обменивать золотые и серебряные монеты и товары на другие товары, согласно правилам, которые с этой целью будут утверждены правительством Японии». Однако положения Симодского трактата всё же больше походят на договоренность об установлении торговых отношений, что и составляло главную целей Путятина.

В договорах с США и Англией отсутствует пункт Симодского трактата об устройстве в открытых портах кладбищ и придание им неприкосновенного статуса. Возможно, западные державы просто не подумали об этом по своему бездуховному обыкновению. А между тем, значение договоренности о кладбище выходило далеко за рамки бытового. Фактически, она означала согласие на открытое отправление христианских обрядов, то есть, стала первым шагом на пути к религиозному открытию Японии.

На основании перечисленных отличий Э.Франц приходит к выводу, что Симодский договор сыграл самую важную роль в деле открытия Японии внешнему миру. Ссылаясь на мнение западных исследователей, он объясняет причины относительного успеха российской миссии в том числе и тем, что, в отличие от Путятина, коммодор Перри с самого начала обидел японцев, заявившись сразу в Эдо, а весь дальнейший диалог вел достаточно агрессивно.

Сам Зибольд высоко оценивал Симодский трактат. В своем «Отчете о действиях России и Нидердандов к открытию Японии» он придал большое значение экспедиции Путятина, добившегося миром переговоров с японским правительством, а Перри задвинул на задний план.

Впрочем, с учетом участия в подготовке российской экспедиции и неудачных контактов с американцами, мнение Зибольда здесь нельзя считать объективным. «Американский Гончаров» Ф.Хокс отреагировал на «Отчет» Зибольда гневной отповедью, списав его на воспаленное самолюбие автора и его стремление возвеличить себя за счет принижения американских заслуг. Возможно, в этом имелась доля истины. Даже Э.Франц при всем своем почтительном отношении к Зибольду отмечает, что личная скромность не входила в число его главных достоинств.

Насколько действительно был велик вклад Зибольда в итоги миссии Путятина?

Как с сожалением писал Сенявин в упоминавшемся много выше сопроводительном письме Путятину, проект договора (далее - «проект»), переданный последнему вместе с дополнительными инструкциями на пути в Японию, был составлен Зибольдом. Основой для него, в свою очередь, послужил договор, предложенный Зибольдом голландскому правительству весной 1852 года. Еще тогда Зибольд указывал, что он подойдет любой державе, которая захочет завязать отношения с Японией. Имеется также черновик проекта договора (далее - «черновик»), составленного Зибольдом для России.

Путятину были предоставлены самые широкие полномочия вносить изменения в мидовский проект договора, сообразуясь с ходом переговоров, и он ими воспользовался. Итоговый текст Симодского трактата сильно отличается от проекта, а в отдельных местах странным образом похож на черновик, который Путятин, скорее всего, в глаза не видел. Так или иначе, текстуальные, а тем более смысловые совпадения позиций из этих документов с окончательной версией Симодского трактата показывают, что вклад Зибольда как минимум нельзя отрицать.

Первая статья трактата почти дословно воспроизводит формулировки проекта о постоянном мире и о защите подданных друг друга на своих территориях. Вторая статья регулирует вопрос о территориальном размежевании в соответствии с концепцией, изложенной Зибольдом в проекте послания высшему совету и с дополнительными инструкциями МИД, составленных по итогам консультаций с ним (в проекте договора территориальный аспект не затрагивался вовсе) — граница между Урупом и Итурупом, а Сахалин остается неразделённым .

В предложениях по открытию портов Путятину предписано добиваться доступа в Нагасаки и Ацукэси на Хоккайдо. Версия Симодского трактата отличается составом портов (Хакодатэ на Хоккайдо, Симода в Идзу и Нагасаки). Интересно, однако, что в черновике Зибольд предлагал, помимо Нагасаки, открыть порт как раз в княжестве Идзу.

Статья 8 Симодского трактата, посвященная свободам граждан России и Японии и их подсудности, также очень похожа на положения черновика. В проекте же, врученном Путятину. личные свободы, которыми должны пользоваться российские подданные в Нагасаки, соотносились с привилегиями голландцев. Подход с голландской меркой применяется и в ряде других вопросов, отраженных в проекте договора. Сенявину это не нравилось, однако то, что Зибольд требовал для России максимальных на то время «голландских» прав, вовсе не выглядит неестественно.

Имеется в черновике и положение о направлении в Хакодатэ или Симоду постоянного российского консула, вошедшее в Симодский трактат.

Как и все документы, составленные Зибольдом или при его участии, Симодский трактат содержит «большие» положения о торговле и навигации, однако связывать их вслед за Э.Францем с влиянием Зибольда было бы рискованно. Интереснее обратить внимание на важные позиции трактата, в которых Путятину удалось добиться большего прогресса по сравнению с рекомендациями выдающегося эксперта. Это открытие трех, а не двух портов (хотя дополнительные инструкции предписывали добиваться в этом смысле максимального прогресса), а также формулировки, относящиеся к торговым отношениям. Проект договора отталкивался от голландцев и в этом вопросе — находящиеся в Нагасаки торговые суда России должны пользоваться теми же законами, какие применимы к голландским судам.

Из важных предложений, содержавшихся в проекте, не было реализовано создание в Нагасаки русского сеттльмента на правах собственности.

Вклад Зибольда в конечный результат миссии Путятина трудно оценить в килограммах, однако представляется, что он был существенным — особенно в том, что касалось рекомендаций по ведению переговоров с японцами. Дополнительные инструкции подчеркивают, что на таком удалении от места событий невозможно предвидеть, как всё обернется. Однако несомненно, что без них зона неизвестности и простор для ошибок были бы много шире. В безусловную заслугу российскому правительству следует поставить то, что несмотря на имевшиеся предубеждения к голландцам оно решилось привлечь к подготовке важнейшего дипломатического предприятия лучшего на то время специалиста по Японии.

И о грустном

Совместными усилиями команда контр-адмирала Ефима Путятина, МИД Российской Империи и умный немец добились лучшего из возможных договора об открытии Японии для навигации и торговли. Симодский трактат мог стать прекрасным началом для развития отношений России с нею и укрепления позиций на Дальнем Востоке. Но не стал. Стартовые возможности оказались упущены. Называя вещи своими именами…

Спустя 170 с лишним лет после славной экспедиции Россия по-прежнему имеет территориальный конфликт с Японией, неразвитые дальневосточные территории и мизерную долю в экономике Азиатско-тихоокеанского региона, не сравнимую не то что с родиной коммодора Перри, а и со странами, про которые в те времена никто толком не слышал. Но в этом, конечно, нет никакой вины ни Путятина, ни Нессельроде, ни немецкого ботаника и дипломата Филиппа Франца фон Зибольда.

Трактат о торговле и границах, заключенный между





Его Величеством Императором Всероссийским





и Его Величеством Великим Повелителем всей Японии

Полномочные: Его Величества Императора и Самодержца Всероссийского Генерал-Адъютант, Вице-Адмирал Евфимий Путятин и Его Величества Великого Повелителя всей Японии Цуцуй-Хизенно-Ками и Кавадзи-Сайэмонно-Дзио постановили и заключили в двадцать шестой день Января 1855 года или Ансей в первый год двенадцатого месяца в двадцать первый день в городе Симода трактат и объяснительные к оному статьи, которые от слова до слова гласят тако: Дабы постановить между Россиею и Яноннею мир и дружбу и утвердить оные трактатом Его Величество Император и Самодержец Всероссийский назначил Полномочным Своего Генерал-Адъютанта, Вице-Адмирала Евфимия Путятина и Его Величество Великий Повелитель всей Японии назначил Полномочными Своих Высоких подданных Цуцуя-Хизенно-Ками и Кавадзн-Сайэмонно-Дзио.

Упомянутые полномочные постановили следующие статьи:

Статья I

Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией. Во владениях обоих Государств Русские и Японцы да пользуются покровительством и защитою как относительно их личной безопасности, так и неприкосновенности их собственности.

Статья II

Отныне границы между Россией и Японией будут проходить между островами Итурупом и Урупом. Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а весь остров Уруп и прочие Курильские острова к северу составляют владение России. Что касается острова Крафто (Сахалина), то он остается неразделенным между Россией и Японией, как было до сего времени.

Статья III

Японское Правительство открывает для русских судов три порта: Симода, в княжестве Идзу, Хакодате, в области Хакодате и Нагасаки в княжестве Хизен. В этих трех портах Русские суда могут отныне исправлять свои повреждения, запасаться водою, дровами, съестными припасами и другими потребностями, даже каменным углем, где его можно иметь и платить за все это золотою или серебряною монетою, а в случае недостатка денег заменяют их товарами из своего запаса. За исключением упомянутых гаваней, Русские суда не будут посещать других портов, кроме случаев, когда по причине крайней нужды судно не будет в состоянии продолжать свой путь. Сделанные в таких случаях из­держки будут уплачиваться в одном из открытых портов.

Статья IV

Потерпевшим крушение судам и лицам в обоих Государствах будет оказываться всякого рода пособие и все спасшиеся будут доставляемы в открытые порты. В продолжение всего их пребывания в чужой земле они пользуются свобо­дою, но подчиняются справедливым законам страны.

Статья V

В двух первых из открытых портов Русским дозволяется выменивать желаемые товары и имущества на привезенные товары, имущество и деньги.

Статья VI

Российское Правительство назначит Консула в один из двух первых упомянутых портов, когда признает это необходимым.

Статья VII

Если возникнет какой-либо вопрос или дело, требующее обсуждения или решения, то оное будет обстоятельно обсуждено и устроено Японским Прави­тельством

Статья VIII

Как Русский в Японии, так и Японец в России всегда свободны и не подвергаются никаким стеснениям. Учинивший преступление может быть арестован, но су­дится не иначе, как по законам своей страны.

Статья IX

В уважение соседства обоих Государств, все права и преимущества, какие Япо­ния предоставила ныне или даст впоследствии другим нациям, в то же са­мое время распространяются и на Русских подданных.

Трактат сей будет ратификован Его Величеством Императором и Самодержцем Всероссийским и Его Величеством Ве­ликим Повелителем всей Японии, или, как сказано в прила­гаемом особом условии, их уполномоченными, — и ратифика­ции будут разменены в Симоде не ранее девяти месяцев, или как обстоятельства позволят. Ныне же размениваются копии с трактата за подписью и печатями Полномочных обоих Го­сударств, и все статьи его получают обязательную силу со дня подписи и будут хранимы обеими договаривающимися сторонами верно и ненарушимо.

Заключен и подписан в городе Симода в лето от Рождества Христова в 1855, Января в двадцать шестой день, или Ансей в первый год, двенадцатого месяца в двадцать первый день.

Объяснительные статьи трактата, утвержденные





Российским Полномочным Генерал-Адъютантом,





Вице-Адмиралом Евфимием Путятиным и





Японскими Полномочными Цуцуем-Хизенно-Ками и





Кавадзи-Сайэмонио-Дзио

К статье III

а) В первых двух из означенных портов Русские могут свободно ходить: в городе Симода и его окрестностях на расстоянии семи Японских миль, считая от острова Ииубасири, а в Хакодате на расстоянии пяти Японских миль. Они также могут посещать лавки, храмы и, до устройства гостиниц, оп­ределенные дома для отдыхания; в частные же дома вхо­дят не иначе как по приглашению. В Нагасаки, — как в последствии будет определено для других.

б) Для погребения умерших в каждом порте будет отведено место и кладбища эти должны быть неприкосновенны.

К статье V

Отпуск товаров будет производиться в назначенном для сего казенном доме, куда будут доставляться и привезенные товары, золотая и серебряная монета. Русские, — избрав в лавках товары или имущество и согласясь с продавцом в цене, производят из них уплату или выменивают их за приве­зенные на судах товары в означенном доме, при посредстве Японских чиновников.

К статье VI

а) Русские Консулы будут назначены с 1856 года.

б) Места и дома для Консульства будут определены Япон­ским Правительством и Русские живут в них по своим обычаям и законам.

К статье IX

Упомянутые в статье IX права и преимущества, какого бы рода они ни были, данные другим нациям, тем самым предо­ставляются России без дальнейших переговоров.

Эти объяснительные статьи имеют всю силу трактата и равно обязательны обеих договаривающихся сторон, в доказательство чего они скрепляются подписью и печатями Полномочных обоих Государств.

Заключены и подписаны в городе Симода, в лето от Рож­дества Христова 1855, января в двадцать шестой день, или Ансей в первый год, двенадцатого месяца в двадцать первый день.

Его Величество Государь Император Всероссийский, утвер­див сей трактат и объяснительные к нему статьи во всем их содержании, Высочайше повелеть соизволил: ратификация оных на основании особого условия, вместе с помянутым трактатом заключенного, подписать Государственному канцлеру и укрепить Государственною печатью в доказательство, что все в означенном трактате и объяснительных к нему статьях по­становляемое будет со стороны Российского Правительства свято и ненарушимо соблюдаемо и исполняемо

Его Величество Великий Повелитель всей Японии, утвер­див сей трактат и объяснительные к нему статьи во всем их содержании, повелел: ратификации оных на основании особо­го условия вместе с помянутым трактатом заключенного, подписать Членам Государственного Совета Великой Японии: Готта Бичьюноками, Абе Изеноками, Макино Бизеноками, Кюзе Яматоноками и Найито Киийноками и укрепить печатью в доказательство, что все в означенном трактате и объяснительных к нему статьях постановленное будет со стороны Японского Правительства свято и ненарушимо соблюдаемо и ис­полняемо.

Подлинный трактат и дополнительные к нему статьи сос­тавлены на Русском, Японском, Голландском и Китайском языках и первый подписан Российским Полномочным, а вто­рой Японскими Полномочными, — остальные два переводчи­ками обеих сторон.

Ратификации обменены в городе Симода двадцать пятого Ноября 1856 года, или в третий год Ансея, Гинойе Тате в де­сятый день одиннадцатого месяца.