Перл-Харбор: эксгумация призраков
Как президент США заставил Японию напасть на свою страну
"...общественное мнение не знает истории."
Рузвельт - Сталину, Тегеран, 1.12.1943
Нетрадиционный взгляд на причины Тихоокеанской войны. Историк Юрий Бандура исследует обстоятельства, приведшие к ее началу, и приходит к неоднозначным заключениям. В работе использованы новые источники. Публикуется впервые (с сокращениями).
Глава 2. "Формула мира", вид из Токио
Стэнли Хорнбек, ведущий эксперт Государственного департамента США по проблемам Дальнего Востока, в одной из своих аналитических записок (в декабре 1942 г.) придавал японским предложениям от 20 ноября настолько серьезное значение, что рекомендовал: «Если когда-нибудь в качестве дня фактического начала войны между Японией и Соединенными Штатами вместо 7 декабря 1941 года … будет рассматриваться какая-либо иная дата, то предпочтение вполне может быть отдано 20-му ноября 1941 года – дню, когда японцы вручили свои "последние предложения".
Искать замену исторической дате нет никаких оснований. Но в предыстории Перл-Харбора японские предложения от 20 ноября действительно занимают центральное место.
Парадоксально, но факт: историки предпочитают уклоняться от их анализа. Обоснование этой тенденции положил, похоже, еще в 1950 году один из классиков послевоенной «Перлхарборианы», бывший эксперт государственного департамента по внешнеэкономическим вопросам Герберт Фейс. В своем труде «Путь к Перл-Харбору» он писал: «Было бы, думаю, бесплодным занятием возвращаться сегодня к постатейному изучению буквы и духа последней формулы мира, представленной японцами. Результат не приведет ни к каким убедительным выводам, потому что даже среди авторов этой формулы не было единомыслия, и они расходились в своих намерениях».
Ни один серьезный исследователь японо-американского столкновения не может позволить себе пройти мимо книги Г. Фейса. При внимательном чтении он наверняка обратит внимание и на приведенный выше пассаж. И, экономя свое время и усилия, c чистой совестью может последовать совету именитого эксперта.
Такой путь, однако, способен лишь увести далеко в сторону от истины. Предрекать результаты расследования, даже не приступая к нему, - затея сомнительного достоинства. Тем более, что Г. Фейс во внутренней жизни Японии разбирался не намного лучше, чем большинство его сограждан, черпавших сведения о дальневосточной империи из газет. Механизм принятия решений в токийских коридорах власти, при всех его очевидных и мнимых недостатках, был все же более совершенным, чем принято полагать.
Какими бы острыми ни были в Японии противоречия внутри ее властвующей элиты, при согласовании судьбоносных решений утверждались они на основе жесткого консенсуса. Каждый из допущенных к принятию таких решений принимал на себя солидарную с другими ответственность перед страной, народом и историей за выносимые вердикты. И подобные решения, стало быть, при всем их компромиссном характере – а иначе и принимать их было бы невозможно – становились обязательными для исполнения.
В подтверждение согласия каждый участник "голосования" должен был поставить на оригинале такого документа свою личную печать, вырезанную на торцевой части небольшого овального или круглого бруска из слоновой кости. Наличие оттиска этого своеобразного отпечатка пальца означало согласие ее владельца разделять с коллегами ответственность за выполнение решения. Отсутствие же под документом печати кого-либо из причастных к коллегиальному волеизъявлению не позволяло документу обрести законную силу: решение просто не считалось принятым. Принцип большинства, даже абсолютного, не действовал: требовалось только полное единогласие. Таким же порядком были утверждены и директивы, положенные в основу "последних японских предложений".
Так чего же добивалась Япония от США? Ради чего она была готова отказаться и от войны с Соединенными Штатами, а, соответственно и от агрессивных действий в Юго-Восточной Азии? И, напротив, во имя каких целей она была готова пойти на войну с США и их союзниками в случае отказа Вашингтона от встречных шагов?
Казалось бы, ответ на этот вопрос следует искать в тексте, врученном 20 ноября 1941 г. полномочными дипломатическими представителями Японии государственному секретарю Соединенных Штатов. Однако сам по себе документ с "последними японскими предложениями" ничего не объяснит читателю, не посвященному в хитросплетения международной ситуации в начале 40-х годов. Тем не менее, поскольку он имеет ключевой характер в ряду причин, приведших к распространению мировой войны на Азиатско-тихоокеанский регион, приведем его полностью, благо текст умещался всего на одном машинописном листке:
1. Правительства Японии и Соединенных Штатов обязуются впредь не совершать ввода своих вооруженных сил на территории в регионах Юго-Восточной Азии и южной части Тихого океана, за исключением той части Французского Индокитая, где японские войска размещены в настоящее время.
2. Японское правительство обязуется вывести свои войска, размещенные в настоящее время… в Индокитае либо после восстановления мира между Японией и Китаем, либо по установлении справедливого мира в тихоокеанской зоне. При этом правительство Японии заявляет, что оно готово переместить свои войска, находящиеся в настоящее время в южной части … Индокитая, в северную часть указанной территории по заключении настоящего соглашения, положения которого позже должны будут стать составными частями окончательного соглашения
3. Правительства Японии и Соединенных Штатов будут взаимодействовать в целях обеспечения возможностей для приобретения обеими странами в Голландской Ост-Индии необходимых им товаров.
4. Правительства Японии и Соединенных Штатов взаимно обязуются восстановить торговые отношения между ними до состояния, существовавшего на момент замораживания активов. Правительство Соединенных Штатов обеспечит поставки в Японию нефти в необходимых для нее объемах.
5. Правительство Соединенных Штатов обязуется воздерживаться от мер и действий, которые причиняли бы вред усилиям по восстановлению всеобъемлющего мира между Японией и Китаем.
На взгляд современного читателя, картина вырисовывается достаточно сумбурная. В действительности, однако, она представляет собой законченное целое, созданное коллективным трудом множества высокопоставленных соавторов из различных сфер политической жизни Японии.
Начинать эксгумацию прожектов почти вековой давности, думается, правильнее всего было бы с анализа запросов Японии, коль скоро именно они и толкали империю на ее "последние предложения".
Среди них жизненно важный для Токио пункт размещался на предпоследнем месте. Воспроизведем его вновь: «Правительства Японии и Соединенных Штатов взаимно обязуются восстановить торговые отношения между ними до состояния, существовавшего на момент замораживания активов. Правительство Соединенных Штатов обеспечит поставки в Японию нефти в необходимых для нее объемах».
Никаких иных уступок Токио для себя не требовал. Все прочие пункты документа представляли собой обменный "эквивалент" - перечень уступок, на которые Япония была готова пойти взамен.
О чем шла речь? Напомним вкратце события, предшествовавшие последнему этапу японо-американских переговоров.
В конце июля 1941 г. японцы с согласия французского правительства ввели свои войска в южный Индокитай. Усмотрев в этом угрозу своим и британским стратегическим интересам, 26 июля Рузвельт объявил о замораживании японских финансовых активов, хранившихся в США. За Соединенными Штатами тут же последовали Британская империя и Нидерланды (точнее – их колония в Юго-Восточной Азии, именовавшаяся Голландской Ост-Индией). Замораживание тут же обернулось полным прекращением торговли с Японией. А это быстро поставило под угрозу коллапса экономическое существование империи. Особенно в связи с возникновением непреодолимых барьеров на путях снабжения Японии нефтью.
Возвращение к внешнеторговому status quo, существовавшему вплоть до последней декады июля 1941 г, и являлось центральным пунктом японской программы. В обмен на это Токио был готов:
1. Переместить свои войска, введенные в южный Индокитай, на север этой французской колонии, а позже и полностью удалить их с территории Индокитая.
2. Не совершать вооруженных вторжений на чужие территории в Юго-Восточной Азии и в южной части Тихого океана.
3. Продолжить обсуждение мер по совместному обеспечению мира и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
В предельно упрощенном виде предложения Токио означали выражение готовности коллективно - совместно с Соединенными Штатами и их партнерами – поддерживать мир в Азиатско-Тихоокеанском регионе при условии прекращения экономической войны против Японии.
В условиях продолжавшейся с июля 1937 года японо-китайской войны достижение этой крупномасштабной цели выглядело заведомо неосуществимым Поэтому Токио в последнем пункте своих предложений и обращался к Вашингтону с призывом не мешать попыткам закончить войну с Китаем. При этом речь шла отнюдь не о прекращении Соединенными Штатами экономической и дипломатической поддержки обосновавшегося в Чунцине режима Чан Кайши, а всего лишь о "воздержании" от действий, какие могли бы поддерживать этот режим в его стремлении вести с японцами войну "до победного конца".
Так или иначе, очевидно, что в ноябре 41-го главным для империи предметом переговоров с Вашингтоном были не отношения с Китаем, а коллективная экономическая блокада Японских островов.
На первый взгляд, такой вывод противоречит хорошо известным фактам и прочно утвердившейся среди историков версии о первостепенном значении для Токио экспансионистских целей, ради которых якобы и была развязана империей тихоокеанская война. Такой вывод вроде бы подтверждается реальными действиями империи. В самом деле: начав с локальных операций у Кота-Бару на западном фланге и на Гавайях на восточном, Япония уверенно и широким фронтом двинулась в южном направлении.
8 декабря 1941 года ее войска вступили в Таиланд.
16 декабря они появились в британском Северном Борнео.
25 декабря 1941 года захватили Гонконг.
25 же декабря начались бомбардировки Голландской Ост-Индии - сырьевой сокровищницы планетарного значения с неисчерпаемыми месторождениями нефти.
К концу января 1942 года Япония сменила Великобританию на посту патрона Малайской Федерации.
15 февраля 1942 года после непродолжительной осады пал опорный пункт Британии в Юго-Восточной Азии - Сингапур.
К 15 марта 1942 года завершен захват Голландской Ост-Индии.
9 апреля 1942 года капитуляцией американских войск на полуострове Батаан завершилась битва за Филиппины.
Так всего за четыре месяца Япония вытеснила из Юго-Восточной Азии США, Великобританию и Голландию и возложила на себя корону всевластного правителя этого региона.
Добавив к этому внушительному перечню французский Индокитай, к концу 1941 года уже полностью оккупированный Японией, трудно не прийти к выводу, будто основная цель Японии при нападении на США и Великобританию в декабре 41-го действительно заключалась в установлении полного господства над всей Юго-Восточной Азией под лозунгом создания в этом регионе "Сферы сопроцветания".
Такой вывод разделяет едва ли не подавляющее большинство историков, занимающихся проблемами возникновения Второй мировой войны. Он, однако, ошибочен. Ни Таиланд, ни Малайя и Сингапур, ни Гонконг и британское Северное Борнео, ни Филиппины и Бирма сами по себе не были нужны Японии настолько, чтобы ради их захвата вступать в войну с Соединенными Штатами и Англией, да еще и в условиях, когда продолжалась война в Китае. Конечной и важнейшей целью ее похода на юг была Голландская Ост-Индия с ее неисчерпаемыми нефтяными запасами. Ради овладения ею империя и пошла на войну с Англией и Соединенными Штатами. Несмотря на то, что Ост-Индия не принадлежала ни Соединенным Штатам, ни Великобритании.
Китайское яблоко раздора
Внимание к экономическим проблемам в японских «последних предложениях» объясняется той ролью, какую играли Соединенные Штаты в торговых связях Японии с внешним миром, и отношением Вашингтона к этим связям.
К началу 40-х годов США были вторым после Китая рынком сбыта японской продукции и крупнейшим поставщиком импортных товаров. В 1940 г. на долю Соединенных Штатов во внешнеторговом обороте Японии приходилось 25,5%, в том числе в экспорте японских товаров – 15,6%, в импорте в Японию – 36,12%. Америка обеспечивала 76,7% потребностей Японии в импортной нефти, 35,2% - в хлопке и хлопчатобумажной пряже, на переработку которых опиралась ведущая экспортная отрасль страны – текстильная. На США приходилось 66,3% ввозимого из-за рубежа оборудования, 66,9% импорта стального проката и лома черных металлов. Экономика Японии в целом находилась в высочайшей степени зависимости от торговли с США.
Этот аспект японо-американских отношений всегда находился в центре внимания вашингтонских стратегов. Как отмечал 27 мая 1941 года Государственный департамент США в аналитической записке об экономическом положении дальневосточной империи, «ни одна страна даже не приближается к Соединенным Штатам по степени своей значимости для Японии и в качестве источника сырьевых материалов, и в качестве рынка для ее экспортных товаров. С точки зрения японцев, прекращение торговли с Соединенными Штатами было бы катастрофой. Иными словами, такое положение Соединенных Штатов уже сегодня позволяет нам полностью обрушить экономическую структуру японской империи».
Обрушение началось задолго до Перл-Харбора. Хотя смертельную угрозу для Японии ее руководство осознало далеко не сразу.
До 1939 года включительно торговые отношения между США и Японией регулировались договором о торговле и мореплавании, подписанным еще в феврале 1911 г. Ст. V его гласила: ни одна из договаривающихся сторон «не должна вводить меры запретительного характера на импорт каких-либо товаров с территории другой стороны или на экспорт каких-либо товаров на территорию другой стороны, которые не распространяются в равной степени на аналогичные товары, импортируемые из любой другой страны или экспортируемые в любую другую страну». Проще говоря, договор запрещал подписавшим его государствам применять друг против друга меры дискриминационного характера.
Более четверти века США и Япония соблюдали эту договоренность. Но в середине лета 1939 г. терпение Вашингтона по отношению к действиям империи в Китае достигло предела. И 1 июля Рузвельт утвердил подготовленный Халлом проект ноты японскому правительству. В этом документе государственный департамент утверждал, что действия военных властей в Китае подвергают серьезному ущербу права и интересы американских граждан. Госдеп ставил перед Токио прямой вопрос: не является ли целью Японии блокада крупных регионов на Дальнем Востоке и прекращение их нормальных отношений с другими державами?
В проекте этого документа выдвигалось и требовало ответа подозрение в намерениях Японии установить свое господство над значительной частью Азии, насаждение там подконтрольных Токио правительств и обретение монополии на выгоды и преимущества вопреки договорам, которые подписывала сама империя. Ставился, наконец, вопрос: не собирается ли Япония разрешать въезд в Китай американских граждан, допуск в территориальные воды Китая американских судов и ввоз в Китай американских товаров только со своего согласия. Если именно такими и являются намерения Японии, - заключал документ, - то США и другие государства могут оказаться вынужденными пересмотреть меры, предпринимаемые ими в защиту своих интересов. Завершался проект ноты предостережением: США ни в коем случае не согласятся с таким «новым порядком», устанавливаемым Японией.
Нота, однако, отправлена не была: против нее выступило американское посольство в Токио. Посол Грю отписал Халлу: «Такая нота сегодня может лишь восстановить против нас японских военных экстремистов, создаст риск применения по отношению к гражданам и интересам Соединенных Штатов [жестких] мер… До тех пор, пока мы не будем готовы прибегать к использованию силы, мы больше выиграем и меньше проиграем, основывая в настоящее время наши позиции на доброй воле японского правительства. Нам следует выждать подходящее время для разрешения всех существующих проблем путем дружественных переговоров» …
Халл, однако, не отказался от намерений использовать торговый договор для давления на Токио. И 10 июля заявил японскому послу: «Мы весьма озабочены вопросом, не будут ли весь Китай и близлежащие тихоокеанские острова «маньчжуризированы» Японией с отказом ее от опоры на международное право и от исполнения подписанных ею договоров, с закрытием для всех других стран допуска в эту половину планеты – с дверьми, захлопнутыми Японией и закрытыми ею на замок, с сохранением преференций только для собственных граждан. Если таким же образом вознамерится поступить в том или ином полушарии та или иная страна, другие страны в другом полушарии могут последовать ее примеру… Представьте себе, что США объявят о закрытии для вашей страны нашего полушария, или что часть Европы будет закрыта… Не вижу нужды спекулировать на тему о том, что почувствует в таком случае ваша страна. Подобные попытки установить свое доминирование… могут завершиться лишь катастрофой для всех, кто попытается этим заняться»
Несколько дней спустя Халл пришел к выводу, что наилучшим способом заставить Японию отказаться от практики "маньчжуризации" могла бы стать угроза применения к ней торговых дискриминаций. Для чего, - предложил он Рузвельту, - нужно просто денонсировать договор 1911 года. Инициатива государственного секретаря чрезвычайно порадовала президента, что случалось нечасто. И 26 июля Халл уведомил японского посла Хориноути: «В последние годы правительство Соединенных Штатов проводит исследование договоров о торговле и мореплавании, действующих во взаимоотношениях между США и другими странами, имея при этом целью выявление (необходимости) их изменений с тем, чтобы улучшить применение этих договоров для достижения целей, ради которых они и были заключены». В их число государственный секретарь включил и японо-американский договор, предупредив: его действие должно быть завершено через шесть месяцев.
На этом усилия Халла по «улучшению» договора и завершились. О нем просто забыли и вспомнили лишь в день его денонсации в январе 1940 г. В Токио, однако, анонсированное расторжение торгового договора восприняли как сигнал надвигающегося бедствия. В телеграмме, адресованной Халлу в конце сентября 1939 г., американское посольство сообщало: «судя по всему, японцев… сегодня больше всего беспокоит открывающаяся после отказа от договора о торговле и мореплавании возможность применения Соединенными Штатами против Японии эмбарго или схожих ограничительных мер».
Наблюдение было точным. В октябре – декабре 1939 г. Токио во избежание более серьезных неприятностей предпринял ряд отчаянных попыток сохранить договорную базу под японо-американской торговлей хотя бы на время. Этой проблеме было посвящено несколько встреч, состоявшихся в конце года между тогдашним министром иностранных дел Японии Китисабуро Номурой (будущим послом империи в Вашингтоне) и послом США в Японии Джозефом Грю. Американское посольство в Токио в целом благожелательно относилось к японским позициям. Но Вашингтон не отступал. И 26 января 1940 г. договор прекратил свое существование.
Событие это, однако, возымело действие, прямо противоположное тому, какого ожидали Рузвельт и Халл: оказавшись под угрозой американских санкций, а в конечном итоге и полного разрыва торговых отношений с Соединенными Штатами, власти Японии принялись заблаговременно готовиться к грядущим бедам. Токио взял курс на создание на Дальнем Востоке обширной автаркической системы, способной обеспечивать национальные интересы без оглядки на США.
«Сфера» геополитической эйфории
Уже 20 октября 1939 года министерство военно-морского флота Японии направило в МИД свои соображения насчет предстоящей денонсации японо-американского договора. В них отмечалось, что в целях противодействия экономическому давлению со стороны Соединенных Штатов империи необходимо спешно начинать поиск новых источников сырья.
В марте 1940 года, когда договор уже прекратил существование, МИД Японии подготовил для правительства доклад «Экономическая политика в свете дипломатических отношений с США». В нем, в частности, говорилось: «Если империи не удастся выйти из-под экономической зависимости от Америки, все наши жесткие заявления, адресованные Соединенным Штатам, будут оставаться лишь словами и иметь крайне слабую убедительность. Самым настоятельным для нас являются как можно более быстрая ликвидация отношений высокой зависимости от торговли с США и создание экономической системы, не подвергающейся угрозам со стороны позиций Соединенных Штатов».
А 13 июня 1940 г. военный министр Японии С. Хата сформулировал на заседании правительства стратегическую задачу: «Стране необходимо всерьез заняться ликвидацией экономической зависимости от Соединенных Штатов и Англии», причем решение проблемы могло быть только одно: поиски замены американскому рынку в регионе, лежавшем под боком у империи – в Юго-Восточной Азии.
Усилия на этом направлении быстро подвели империю к курсу на создание в Юго-Восточной Азии под эгидой Японии геополитического конгломерата под именем "Сфера сопроцветания Большой Восточной Азии". О чем и объявил тогдашний министр иностранных дел Арита в выступлении по радио 29 июня 1940 г. Он пояснил: «Страны Восточной Азии и региона Южных Морей географически, исторически, этнически и экономически тесно взаимосвязаны… Естественный ход событий ведет к их объединению в единую зону, обеспечивающую ее устойчивость… Эта система предполагает существование в каждом из регионов стабилизирующих сил, опора на которые будет обеспечивать сосуществование и сопроцветание в рамках такой сферы, равно как и ее стабильность». При этом министр не забыл отметить, что расширение сферы Япония будет осуществлять «мирными средствами».
Здесь стоит сделать отступление с кратким обзором истории концепции «сферы сопроцветания Великой Восточной Азии».
Этот обширный регион всегда привлекал к себе внимание токийских стратегов. Но до начала 40-х он все же оставался на заднем плане японской «геополитики». В марте 1936 года генштаб сухопутной армии Японии разработал проект «Общей политической программы обороны империи». Тогда еще действовал японо-американский договор о торговле и мореплавании, товарообмен между империей и США еще не подвергался жестким ограничениям, до вспышки японо-китайской войны оставалось еще почти полтора года, в Европе тревогу вызывала лишь гражданская вона в Испании…
В такой международной обстановке регион Южных морей оказывался в системе приоритетов генштаба на одном из последних мест. По отношению к нему намечалось «обеспечивать развитие экономического и культурного влияния Японии, но исключительно мирными средствами, не допуская выдвижения военных на первые роли». Применение при этом вооруженных сил не исключалось, но откладывалось на неопределенно далекое будущее и ставилось в зависимость от отношений с Советским Союзом.
В апреле того же года аналогичные позиции заняло и командование военно-морского флота империи. Его разработка опиралась на тезис: «развитие империи в южном направлении» должно считаться одним из основных ориентиров для национальной политики, но - наряду с «обеспечением позиций Японии на материке». При реализации этого курса – подчеркивали флотские стратеги – «необходимо избегать провоцирования великих держав несвоевременным использованием силы и создания ситуации, в которой Японии пришлось бы противостоять объединению нескольких великих держав».
Документ уже тогда считал необходимым «вести дело к сосуществованию и сопроцветанию со странами Южных морей», однако считал нужным действовать «постепенно», главным образом через увеличение числа эмигрантов из Японии и усиление экономических контактов. При этом на флоте считали, что действовать следует осторожно, «учитывая давление и создание препятствий на этом пути Англией, Соединенными Штатами, Голландией и другими странами и готовясь в случае необходимости применить реальную силу».
Никаких конкретных сроков при этом не называлось, скорого достижения целей не предусматривалось. В 1938 г., когда уже шла война в Китае, подготовленный по заданию руководства сухопутной армии ее "мозговым трестом" (подполковник Ивакуро и майор Хориба) проект программы национальной политики отмечал, что создание сферы сопроцветания должно быть завершено приблизительно к 1950 г., и строить ее следовало мирными средствами, хотя и с применением оружия в случае крайней необходимости.
Сама по себе формула “сосуществование и сопроцветание“ была для японцев не более чем идеограммой, состоявшей всего из четырех иероглифов. Предположительно, впервые ее вел в публицистический оборот (применительно к японо-советским отношениям) еще в 1923 г. влиятельный японский политик Симпэй Гото. Ничего крамольного в этой формуле найти было невозможно: не прекрасный ли идеал для международных отношений?
Словосочетание прижилось, стало популярным и получило настолько широкое хождение, что стало применяться едва ли не в любом тексте, касавшемся контактов империи с внешним миром. Масштабы распространения идеограммы приняли широчайший, но в то же время и хаотический характер. Что и заставило будущего премьер-министра Японии С. Иосиду в конце апреля 1928 г., незадолго до прихода на пост заместителя министра иностранных дел, в меморандуме для внутреннего пользования подчеркнуть «закабаление» японцев такими «пустыми словами», как «сосуществование и сопроцветание». На его критику никто не обратил серьезного внимания, и плакатная идеограмма даже была запущена в официальный оборот, появившись в опубликованных 24 сентября и 26 октября 1931 г. заявлениях японского правительства по «маньчжурскому инциденту».
Тогда же она доказала внешнему миру и свою бессодержательность – после того, как в оккупированных японскими войсками северо-восточных провинциях Китая японцами была создана марионеточная “империя Маньчжоу-Го“. И тогда же понятие “сосуществование и сопроцветание“ стало превращаться для внешнего мира в синоним наличия у тихоокеанской империи широких экспансионистских амбиций.
В японских коридорах власти, однако, на зарубежные инвективы внимания не обратили и продолжали пользоваться своим пропагандистским клише. Но в начале 40-х годов оно наполнилось вполне конкретным содержанием: в мае 1941 года министр иностранных дел Мацуока открыто объявил: “сфера сосуществования и сопроцветания“ есть не что иное как «сфера влияния Японии как великой державы».
Поначалу в состав этого блока планировалось включить весь регион Юго-Восточной Азии. В директивах Мацуоке по переговорам о заключении "Тройственного пакта" отмечалось: «Основу сферы сосуществования составляют Япония, Маньчжурия и Китай; в нее будут входить мандатные острова, принадлежавшие прежде Германии, Французский Индокитай и принадлежащие Франции острова в Тихом океане, Сиам, Британская Малайя, Британское Борнео, Голландская Индия, Бирма, Австралия, Новая Зеландия и Индия; в ходе переговоров, однако, Индию необходимо относить к сфере существования Советского Союза». Если бы на переговорах Германия выдвинула претензии на Голландскую Ост-Индию и/или Французский Индокитай, Мацуоке предписывалось «в целом добиваться признания за Японией преимущественного положения в этих территориях».
Такая трактовка носила явно экспансионистскую окраску, и именно так новую внешнеполитическую доктрину Японии расценили за пределами империи.
Речь, однако, шла лишь о «благих намерениях»: в середине 40-го года "Сфера сопроцветания" была исключительно виртуальной. Она состояла только из самой Японской империи и марионеточной Маньчжоу-го. В Токио включали в ее состав и Китай, но тоже виртуальный, поскольку целостного Китая тогда в действительности не существовало. Фактически он распадался на территории, остававшиеся под властью правительства Чан Кайши, и те оккупированные японцами провинции, над которыми в марте 1940 г. была провозглашена власть гоминьдановского ренегата Ван Цзинвэя.
Иными словами, на момент провозглашения "Сферы сопроцветания" в Юго-Восточной Азии вообще не было ни одной территории, которую Япония могла хотя бы с натяжкой считать подпадавшей под ее влияние.
Проблема заключалась в том, что создавать "Сферу" можно было лишь за счет вытеснения из Юго-Восточной Азии европейских колониальных держав, позиции которых там были преобладающими и – казалось - нерушимыми. В этом обширном регионе с площадью сухопутных территорий в 1747 тысяч квадратных миль и с населением в 147 миллионов человек в 1940 году существовало лишь одно независимое государство – Таиланд, по старинке нередко именовавшийся Сиамом. Да и он находился под ощутимым влиянием Англии и Франции, поскольку был со всех сторон окружен их владениями. Остальные же 88,6 процента территории региона, на которых проживало 89,8 процента его населения, приходились на колониальные владения и зависимые территории европейских держав и Соединенных Штатов.
Было ясно, что ни одна из колониальных держав добровольно свои владения Японии не уступит и сделает все, чтобы предотвратить распространение там японского влияния. Соответственно, не приходилось рассчитывать и на поддержку тамошними колониальными властями стремления империи сбежать из-под экономической зависимости от США и их партнеров. Выбор для Токио поэтому был до крайности ограничен: либо брать их силой, либо искать какие-то иные пути.