Перл-Харбор: эксгумация призраков
Как президент США заставил Японию напасть на свою страну
"...общественное мнение не знает истории."
Рузвельт - Сталину, Тегеран, 1.12.1943
Нетрадиционный взгляд на причины Тихоокеанской войны. Историк Юрий Бандура исследует обстоятельства, приведшие к ее началу, и приходит к неоднозначным заключениям. В работе использованы новые источники. Публикуется впервые (с сокращениями).
Глава 3. Ответ президента (продолжение)
Разные сны в одной постели
Зачем вообще дальневосточная империя подписала Тройственный пакт с Берлином и Римом? Отвечая на этот вопрос, следует учитывать специфику мировой ситуации, сложившейся к осени 1940 года.
После обвального разгрома Франции и панического бегства британских войск из Дюнкерка Германия осталась в Европе один на один с Англией, и Гитлер уже видел ее падающей на колени перед победоносным Рейхом. «Англичане уже проиграли войну, но они этого еще не заметили. Нужно дать им время, и вскоре они придут к нам», - говорил он генералу Йодлю. Берлин пытался склонить Лондон к компромиссному миру, однако правительство Черчилля взяло курс на продолжение сопротивления. Триумфальное продвижение Рейха по Европе стремительно теряло темп. Утвержденный в июле план высадки на Британские острова («Морской лев») вскоре был без шума похоронен по причине недостатка сил - по всей видимости, он с самого начала представлял собой элемент не реальной, а психологической войны.
Разгневанный отсрочкой казавшейся столь близкой победы, 31 июля на совещании в Бергхофе Гитлер возложил ответственность за упрямство британцев на СССР: «…Россия недовольна быстрым развитием событий в Западной Европе. Достаточно России сказать Англии, что она не хочет видеть Германию слишком [сильной], чтобы англичане уцепились за это, как утопающий за соломинку, и начали надеяться, что через шесть – восемь месяцев дела обернутся совсем по-другому».
И тут мысль Гитлера совершила судьбоносный поворот: «Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду… В соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года».
Свой новый курс в европейской войне Гитлер несколько позднее сформулировал так: «Мы не будем нападать на Англию, а разобьем те иллюзии, которые поддерживают у Англии волю к сопротивлению.» Таким образом, к осени 1940 года был похоронен «европейский блицкриг» и началась работа над планом нападения на СССР «Барбаросса». Гитлеровская Германия вступила на последний перегон на пути к 9 мая 1945 года.
Новая концепция имела в рассуждениях Гитлера и азиатское измерение: «…разгром России будет иметь следствием невероятное усиление Японии в Восточной Азии. Россия является восточноазиатским мечом Англии и Америки против Японии».
А 21 июня 1941 года, всего за день до нападения на Советский Союз, Гитлер в письме к Муссолини пояснял: «Обстановка в Англии - тяжелая: обеспечивать потребности в продовольствии и сырье ей с каждым днем становится все труднее. Ее стремление продолжать войну поддерживают только надежды. Надежды же эти имеют лишь две опоры – Россию и Америку. Мы лишены возможности помешать Америке. Но в наших силах вывести из игры Россию. Устранение России одновременно в гигантской степени облегчили бы действия Японии в Восточной Азии, и тем самым открыли бы возможность создания значительно более серьезной угрозы американским действиям благодаря японскому вмешательству».
С такими намерениями Берлин и шел в сентябре 40-го на заключение «Тройственного пакта»: средствами военно-политического шантажа предотвратить вступление Соединенных Штатов в войну с Германией, напасть на СССР, привлечь на свою сторону Японию, навязав Советскому Союзу войну на два далеко отстоявших друг от друга фронта и стремительно разгромить, после чего и Англия должна была прекратить «бессмысленное» сопротивление.
У Японии, однако, цели были иные. Токио занимало в первую очередь будущее Юго-Восточной Азии с ее многочисленными европейскими колониями. Его позицию на сей счет ясно отражает телеграмма, направленная 19 июня в столицу империи послом в Лондоне М. Сигэмицу: «Мы должны… заявлять о недопустимости сохранения народов Востока и восточно-азиатского региона в качестве колоний, являющихся объектами эксплуатации европейским капитализмом… Думаю, сегодня пришло время открыто объявить, что важнейшей опорой нашей внешней политики будет курс по отношению к Восточной Азии и народам Востока…. Если Восточная Азия, представляющая собой так называемое «жизненное пространство» Японии, вновь окажется территорией, принадлежащей великим державам, это причинит ущерб стабильности в Восточной Азии, и сегодня мы должны, исполнившись мужества, предотвратить такое развитие событий, даже если такой курс будет таить в себе опасность войны с другими державами».
В японских коридорах власти в то время иных мнений и не существовало. Две недели спустя министр иностранных дел Японии Мацуока уведомил мир о намерении создать под эгидой Японии «Сферу сопроцветания Большой Восточной Азии».
Между тем, было очевидно, что решающее слово в определении судьбы европейских колоний в ходе послевоенного урегулирования будет принадлежать по праву победителя Германии. Отсюда и возникла идея заблаговременно разграничить сферы влияния - получить согласие Гитлера на господствующее положение Японии под восточноазиатским солнцем в обмен на признание доминирующего положения Германии и Италии в Европе.
С констатации этой геополитической сделки и начинался Тройственный пакт. Ст.1 его гласила: «Япония признаёт и уважает руководящее положение Германии и Италии в установлении нового порядка в Европе». Ст. 2 перебрасывала мяч на Дальний Восток: «Германия и Италия признают и уважают руководящее положение Японии в установлении нового порядка в Большой Восточной Азии».
март 1941
На самом деле Германия и Италия не нуждались в признании создававшегося ими «нового порядка в Европе». Соглашаясь на раздел сфер влияния, Гитлер, как мы видели, питал в отношении Японии свои планы, в реализации которых определенное место отводилось Тройственному пакту. Но Токио, получив свое, не собирался превращаться в сподвижника «Третьего рейха». Участие в осуществлении надежд Берлина, возлагавшихся на Тройственный пакт, в японские намерения изначально не входило.
Когда 26 сентября 1940 года вопрос о пакте обсуждался на заседании Тайной палаты (совещательного органа, созданного для вынесения рекомендаций императору по важнейшим вопросам государственной политики) один из членов палаты задал министру иностранных дел Мацуоке вопрос:«Почему в проекте договора отсутствует обязательное для таких документов положение об отказе участников военного союза от заключения сепаратного мира с противником?» Мацуока ответил: «По моему разумению, этот договор направлен на предотвращение войны и не имеет такой цели, как ведение войны… На переговорах с Германией речь о возможности противоборства с Соединенными Штатами и Англией идет не более чем в предположительном смысле… Тройственный пакт должен предотвратить войну с ними».
Этим подходом Япония руководствовалась в своей практической политике, в том числе предпринимая меры по выхолащиванию содержания Тройственного пакта.
Начнем с Советского Союза. Летом 40-го Япония не только не была настроена на обострение отношений с СССР, но и нацеливалась на их радикальное улучшение. Утвержденная 27 июля 1940 г. Советом связи императорской ставки и правительства «Программа мер по реагированию на изменения в мировой обстановке» ориентировала империю на «стремительное урегулирование дипломатических отношений с Советским Союзом» и ставила эту задачу в один ряд с задачей по «упрочению политической сплоченности с Германией и Италией». Причины очевидны: не исключая для себя возможности силового «продвижения на юг», Япония могла помышлять о применении вооруженной силы в Юго-Восточной Азии лишь обезопасив свои позиции на севере на границах с СССР – в Маньчжурии и Корее.
Вплоть до нападения Германии на Советский Союз эта позиция оставалась неизменной и отчасти даже была упрочена подписанием в апреле 41-го советско-японского Пакта о нейтралитете. Ее фиксацию можно усмотреть в статье 4 Тройственного пакта, гласившей: «Япония, Германия и Италия подтверждают, что … статьи [пакта] никаким образом не затрагивают политического статуса, существующего в настоящее время между каждым из трех участников пакта и Советским Союзом». Правда, член японской Тайной палаты Эйго Фукаи еще до подписания пакта обратил внимание на то, что исключение СССР из числа объектов пакта не являлось безусловным, поскольку в случае вооруженного столкновения Германии с Советским Союзом «политический статус» автоматически исчезал, и Япония по статье 3 могла обнаружить, что обязана оказать своему европейскому союзнику помощь в его войне с Россией. Хотя, как и в случае с США, для этого требовалось нападение Советского Союза на Германию.
Так или иначе, определенную страховку против вовлечения в войну с СССР Япония в тексте пакта получила. Относительно США и Англии таких ссылок в нем не содержалось, однако и здесь Япония сделала все, чтобы обезопасить себя от возможных домогательств фюрера.
В договоре практически полностью обходились стороной вопросы, касавшиеся строго военного сотрудничества. Ему была посвящена лишь одна из шести статей этого документа – 3-я. Напомним: «Если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, которая в настоящее время не участвует в европейской войне и в японо-китайском конфликте, то три страны обязуются оказывать взаимную помощь всеми имеющимися в их распоряжении политическими, экономическими и военными средствами».
Какие именно действия рассматривать как «нападение»? Следовало ли считать «нападением» формальное объявление кем-либо войны Германии или Японии? Нужно ли было признавать «нападением» начало американцами или кем-то еще каких-либо широкомасштабных военных действий, пусть и без объявления войны? Можно ли было считать «нападением» тот или иной инцидент с вовлечением в него боевых кораблей? Эти вопросы, естественные для эффективного военного соглашения, текст пакта оставлял без ответов.
Ничего не говорилось в пакте и о том, какой срок отводится союзнику на размышления, имело ли место именно «нападение» или, к примеру, случайный вооруженный инцидент. Ни слова не было сказано о том, что представляет собой «помощь», должны ли союзники подвергшейся нападению стороны объявлять войну напавшему или могли ограничиться направлением «сил поддержки» или просто «добровольцев». Не разъяснялось, какими должны быть объемы помощи, и с какого времени она должна была начинать поступать. Не предусматривалось в пакте и проведение штабных переговоров для согласования планов военных операций против противника.
Возник этот вакуум не из-за спешки или по недосмотру сторон, а в результате сознательной политики Токио.
Первоначально в германском проекте условием оказания помощи выдвигалось «нападение», осуществленное кем-то на одного из союзников «в открытой или скрытой форме». Министр иностранных дел Японии Мацуока выступил категорически против такой формулировки. По его мнению, решать, имело место нападение или нет, должны были лишь правительства каждой из стран-участниц пакта. Об автоматическом выступлении против кого бы то ни было только по признанию факта нападения правительством той или иной страны для Японии не могло быть и речи.
Встретив отпор, Берлин предложил другую формулировку: обязательство прихода на помощь жертве нападения наступало в случае совершения против нее «агрессивных действий». При этом германский проект предусматривал, что в таком случае участники пакта, даже не будучи сами жертвами агрессии, должны вступать в войну с государством - агрессором. Но и это предложение Берлина японцами было отвергнуто. Они твердо стояли на своем: вопрос об участии или неучастии в войне каждый из членов альянса должен решать самостоятельно, не становясь заложником решений или действий своих партнеров.
В директивах Мацуоке для переговоров о Тройственном пакте, утвержденных 16 сентября 1940 года Советом связи Ставки и правительства, было предусмотрено, что империя будет решать вопрос о применении своих вооруженных сил против Соединенных Штатов и Англии самостоятельно, с независимых позиций, даже если Берлин потребует выполнить обязательства по пакту. При этом подчеркивалось, что «Япония использует свои вооруженные силы… при наличии для этого исключительно благоприятной обстановки». И далее следовало разъяснение: обстановка могла быть признана «исключительно благоприятной» лишь при наличии реальных шансов завершить японо-китайскую войну на приемлемых для Токио условиях и при неоспоримых успехах Германии в войне с Великобританией, а также при удовлетворительном состоянии отношений империи с Советским Союзом. Отношения самой Японии с США при этом должны достичь остро неудовлетворительного состояния. И в любом случае требовалось принимать во внимание степень подготовленности Японии к войне против Соединенных Штатов и Великобритании.
Иными словами, при заключении Тройственного пакта Япония изначально исходила из того, что вступит в войну с Соединенными Штатами лишь если сама сочтет это возможным и целесообразным.
Не собиралась Япония вступать на стороне Германии и Италии и в войну с Англией – своим основным противником в борьбе за влияние в Китае и Юго-Восточной Азии. Директивами для переговоров о пакте Мацуоке предписывалось ограничить союзнические обязательства империи по отношению к туманному Альбиону лишь мерами по «ослаблению позиций Великобритании в Восточной Азии», демонстрацией силы по отношению к Лондону, ведением антианглийской пропаганды в этом регионе и поддержкой движений за независимость в британских владениях и территориях, а также содействовать удовлетворению потребностей Германии и Италии в сырье и иных товарах, производимых в Восточной Азии.
19 сентября 1940 г. при обсуждении проекта пакта на заседании Совета связи Ставки и правительства в присутствии императора Мацуока пояснил свою концепцию «помощи»: «Ясно, что обязательство вступления в войну (при нападении на одну из сторон – Ю.Б.) возникает автоматически. Однако решать, имело ли место вступление в войну (нападение – Ю.Б.) Соединенных Штатов или нет, следует на основе самостоятельного обсуждения этого вопроса каждой из трех стран. Для этого ими будут созданы военные и военно-морские комитеты, [ведающие вопросами взаимоотношений по пакту], которые [в каждом отдельном случае] должны будут изучать ситуацию, докладывать о результатах анализа правительствам своих стран, [после чего] правительства и будут принимать решение. Это и будет самостоятельным решением».
Такая японская концепция и была закреплена в пакте: предусматривалось «незамедлительное создание» для достижения договоренностей смешанной трехсторонней комиссии. 20 декабря 1940 года в Токио было подписано соглашение о формировании разветвленных аппаратов для обеспечения военного сотрудничества между союзниками. Были предприняты и шаги по их кадровому наполнению.
Естественно, что члены смешанной комиссии не имели мандата на самостоятельное принятие решений и должны были руководствоваться указаниями своих национальных органов государственной власти. Тем, в свою очередь, требовалось время для анализа возникавших ситуаций и для выработки директив своим «комиссарам». Проще говоря, реальная помощь во исполнение обязательств по пакту могла начинаться лишь если правительство помогающей страны само придет к выводу, что акт «нападения» действительно имел место. Соблюдение всех необходимых процедур, естественно, требовало времени, способного растянуться на многие недели и ни к чему не привести.
К практической работе предусмотренные пактом комиссии так и не приступили. Ни в 1940 году, ни в 1941-м, ни позже. За все это время ни разу не были проведены и штабные переговоры по согласованию действий вооруженных сил обеих стран… Величественное здание будоражившего весь мир мощного агрессивного альянса и так и осталось в черновых чертежах: подписывая этот документ, союзники руководствовались своими, не совпадавшими интересами. Если Берлин хотел за счет Японии отвлечь силы США и СССР от европейского театра, то Япония добивалась гарантий свих интересов в послевоенной Азии.
Словом, идя на заключение Тройственного пакта, его участники видели «разные сны в одной постели», что в итоге и превратило его в «замок на песке». А Рузвельт фактически получил гарантии невмешательства Японии в случае войны США с Германией еще задолго до написания своих «ноябрьских тезисов».
Бесславный конец альянса
Ход событий после подписания пакта лишь подтвердил его изначальную несостоятельность.
Самым ценным объектом в борьбе за «сферу сопроцветания» для Японии была, несомненно, Голландская Ост-Индия (Индонезия). Она принадлежала Нидерландам. Но эта страна еще в мае 1940 г. была разгромлена немцами, и ее дальневосточная колония осталась как бы бесхозной. Однако местная администрация Ост-Индии продолжала хранить верность прежней метрополии, а ее правительство к тому времени эмигрировало в Лондон и существовало под опекой британских властей. Под их же неформальным покровительством оставалась и Ост-Индия. И потому попытка ее вооруженного захвата могла обернуться столкновением с Англией.
При этом возникал вопрос: как поведут себя США? В руководстве японского флота быстро пришли к мнению, что в случае англо-японского столкновения Соединенные Штаты могут ввязаться в схватку, и тогда империя окажется вынужденной сражаться еще и с американцами. Но к такому повороту Япония, считало командование военно-морских сил, не была готова. Командование сухопутной армии не вполне разделяло эти взгляды, но и не считаться с ними не могло: без участия флота любые операции в Юго-Восточной Азии были бы невозможны.
Затяжные поиски консенсуса армии и флота начались еще за месяц до подписания Тройственного пакта. Завершились они лишь 6 июня 1941 г., когда Ставка утвердила новую военную доктрину. Она предусматривала отказ от территориальных захватов за рамками японо-китайской войны, ограничив возможности применения вооруженных сил исключительно «в целях обеспечения существования и самообороны». Угрозой существованию империи признавались лишь «введение Англией, Соединенными Штатами и Голландией эмбарго на экспорт в Японию» нефти и других жизненно важных сырьевых товаров, а также «постепенное усиление Соединенными Штатами самостоятельно или совместно с Англией, Голландией и Китаем системы окружения империи» до масштабов, неприемлемых для Японии с точки зрения ее обороны. При этом предусматривалось: «Цели, время и методы применения вооруженной силы в указанных ситуациях будут утверждаться в каждом случае отдельно, с учетом складывающейся на соответствующий момент ситуации в европейской войне, а также во взаимоотношениях с СССР».
Таким образом, была подтверждена концепция, которую Токио отстаивал на переговорах по Тройственному пакту. Германии места в этой концепции не было. Отчасти и по той причине, что надежды Токио на ее успехи в покорении Англии стали тускнеть. В этой связи уже в начале 41-го даже в военном руководстве Японии начало преобладать понимание несбыточности надежд на создание «Сферы сопроцветания Большой Восточной Азии» в том ее виде, какой замышлялся всего несколько месяцев назад при подписании «Тройственного пакта».
В директивах, какими должен был руководствоваться в сентябре 1940 г. в переговорах по пакту министр иностранных дел Мацуока, отмечалось: в состав «Сферы сопроцветания», помимо самой Японии, Китая и Маньчжоу-го, должны будут входить также Французский Индокитай и принадлежавшие Франции острова в Тихом океане, Таиланд, Британская Малайя, Британское Борнео, Нидерландская Ост-Индия, Бирма, Австралия и Новая Зеландия (Индию планировалось закрепить за Советским Союзом).
Однако гигантский замах покоился на зыбкой почве. Как отмечал в своих послевоенных воспоминаниях начальник оперативного управления генштаба генерал С. Танака, уже к январю 1941 г. в генеральном штабе армии начали нарастать сомнения в обоснованности расчетов на скорый разгром Британской империи. Параллельно утрачивала привлекательность и идея применения вооруженной силы для построения «Сферы сопроцветания», а сами сроки ее создания даже в урезанном виде начали отодвигаться на 1942 г.
16 января 1941 г. на совещании руководства японской сухопутной армии С. Танака озвучил уже ни у кого не вызвавший возражений вывод: фундаментом «Сферы сопроцветания» должны быть, несомненно, Япония, Маньчжоу-Го и Китай с подключением к ним Французского Индокитая и Таиланда. «Если бы этого удалось добиться, - подчеркнул он, - можно было бы обойтись без Малайи, Голландской Индии и других территорий».
К тому времени Индокитай и без поддержки Берлина перешел под влияние Токио. За симпатии Таиланда Япония вела – и не без успеха - ожесточенную дипломатическую войну с Англией и Соединенными Штатами, и Германия в этой подковерной борьбе никакого участия не принимала. Гипотетическая ценность Тройственного пакта в глазах тихоокеанской империи стремительно девальвировалась, хотя Токио все еще продолжал с угасающим энтузиазмом дожидаться высадки немцев на Британские острова и победы Третьего рейха над Британской империей. В такой обстановке обязательство Японии прийти на помощь Германии в случае нападения на нее со стороны США окончательно лишалось каких бы то ни было разумных оснований и становилось ненужной и опасной обузой.
Тем более опасной, что в глазах Берлина ценность Японии как партнера по военному блоку лишь возрастала. Надежды Гитлера на вовлечение Японии в войну стали обретать конкретные очертания. 5 марта 1941 года по его поручению была подписана директива ОКВ № 24 о сотрудничестве с Японией. В директиве говорилось: «Цель сотрудничества на основе пакта трех держав - как можно скорее побудить Японию к активным действиям на Дальнем Востоке. Тем самым [к этому региону] удастся привязать мощные британские силы и переместить центр тяжести интересов Соединенных Штатов на Тихий океан. Чем раньше начнет Япония действовать, тем более благоприятными будут перспективы ее успехов, поскольку ее противникам еще только предстоит разворачивать свои приготовления к войне. Операция “Барбаросса” создаст особенно благоприятные политические и военные предпосылки для таких действий».
Главной целью совместной стратегии на этом направлении директивой предусматривалось достижение «скорейшего поражения Британии, что способствовало бы удержанию Соединенных Штатов Америки от вступления в войну». Подчеркивалось: захват японцами Сингапура – опорного пункта Англии на Дальнем Востоке – «станет решающим для успеха всей войны, которую ведут три державы».
Тем самым фюрер, фактически, возложил ответственность за исход «Европейской войны» на Японию, не желавшую участвовать в берлинском сценарии.
Дипломатическая обработка японцев в духе директивы началась еще до ее утверждения. 27 февраля Риббентроп поручил послу в Токио Отту оказывать содействие в скорейшем нападении Японии на Сингапур. Посол приступил к выполнению задачи 4 марта. В тот день он провел встречи с начальником генерального штаба сухопутной армии Сугиямой и с заместителем начальника штаба военно-морского флота Кондо. Отт убеждал собеседников в том, что для построения «Сферы сопроцветания» необходимо овладение Сингапуром, и как можно скорее, пока США и Англия не готовы к удару. Партнеры принимали его аргументы к сведению, но всячески уклонялись от конкретики, акцентируя необходимость тщательной подготовки, а также то, что продвижение на юг – не сиюминутная, а долгосрочная стратегическая задача. Попытка же силового захвата колоний прямо сейчас чревата выводом из строя нефтяных скважин в результате диверсий, что осложнит доступ Японии к необходимым ресурсам. И вообще, целям Тройственного пакта отвечало бы не столкновение с США, а их удержание от участия в войне. «Все, что можно получать мирными средствами, следует получать мирными средствами», - заключил Кондо.
Апрель 1941
Из этих бесед со всей очевидностью вытекало, что командование вооруженных сил Японской империи не горит желанием вписываться в стратегические схемы Гитлера. В токийском резерве у Гитлера оставался лишь один твердый сторонник японо-германского военного взаимодействия и, соответственно, похода на Сингапур – министр иностранных дел Мацуока. Однако вскоре и он заколебался. И 4 мая сообщил германскому и итальянскому послам: Япония приступает к переговорам об урегулировании японо-американских отношений. Соблюдая политес – партнеры все же! - он просил сообщить ему мнения Берлина и Рима на сей счет, с тем, чтобы учесть их при разработке японских позиций.
Свои претензии Риббентроп изложил 15 мая в краткой, но исчерпывающей формулировке: США «пусть и не c точки зрения норм международного права, но уж точно в действительности являются открытым врагом держав Оси», а потому, если уж Токио вступил на путь переговоров с Вашингтоном, во главу угла будущего японо-американского соглашения должны быть поставлены «обязательство Соединенных Штатов не вступать в войну между державами Оси и Англией». Германия ждала от Японии «ясного и жесткого заявления относительно нерушимости ее обязательств по Тройственному пакту», т. е. обязательств по оказанию всесторонней помощи Германии и Италии в случае вступления Соединенных Штатов в войну с ними.
27 мая Мацуока заверил Берлин через посла Осиму в намерении отстаивать интересы альянса в переговорах с США, однако немцев эти заверения не успокоили. Осима в одной из своих телеграмм сообщал: появление в международной повестке дня вопроса о японо-американских переговорах вызывает у немцев глубокое недовольство. Во-первых, сама эта затея противоречит Тройственному пакту, поскольку Вашингтон, с точки зрения немецкой стороны, может использовать соглашение с Токио для развала союза путем вывода из него Японии.
Во-вторых, подчеркивал посол, по мнению Берлина США уже фактически участвуют в войне, и заключение японо-американского соглашения означало бы, что Япония отказывается от обязательства содействовать предотвращению прямого вступления США в войну и от обязательства самой вступить в эту войну на стороне Оси. Тот факт, что вопрос о переговорах с Вашингтоном возник сразу же после возвращения японского министра иностранных дел из поездки в Европу, где он обещал Гитлеру и Муссолини укреплять Тройственный альянс, заставляет немцев подозревать Японию в предательстве. Отказ Мацуоки ознакомить Берлин и Рим с материалами, готовившимися к переговорам с американцами, такие подозрения лишь усиливал.
Если Германия и испытывала какие-либо иллюзии относительно намерений дальневосточного «союзника», то они стремительно таяли. 6 июня 1941 г. Отт сообщил в Берлин: «В вооруженных силах Японии полагают, что, учитывая неоднородность зон военных действий и огромные расстояния, разделяющие партнеров по Тройственному пакту, командование вынуждено планировать свои действия с учетом реального поведения Америки… Становится сомнительным ответ на вопрос, признает ли Япония основанием для выполнения ею своих союзнических обязательств вооруженный конфликт Соединенных Штатов Америки с той или иной державой Оси из-за американской помощи Англии».
Потерпев неудачу на американском направлении, Берлин предпринял попытку отыграться на советском. 3 июня Гитлер принял в Берхгофе японского посла Осиму и сообщил ему: столкновение Германии с Советским Союзом неизбежно и произойдет в ближайшем же будущем. И пояснил: «Германия вполне уверена в победе над Англией, но необходимо учитывать и другие варианты. Разгромив Россию, Германия установит свою гегемонию над Европой и обеспечит позиции, на которых для нее уже не будет иметь значения, как поведут себя Англия и США. Иными словами, нападение на СССР абсолютно необходимо для разгрома Англии». Фюрер при этом подчеркнул: Япония сама должна решать, какие позиции займет по отношению к советско-германской войне, а если сочтет нужным вступить в нее, то может сделать это и после объявления Германией войны Советам.
Как видим, на этой встрече Гитлер не перегибал палку, что даже дало послу Осиме основания сообщить в Токио, будто Берлин не считает «Тройственный пакт» налагающим на империю обязательства по вступлению в войну с СССР и не будет требовать от нее этого. Однако обработка японских партнеров на этом не закончилась, и 28 июня, через несколько дней после нападения на СССР, Риббентроп сообщил Отту: «Я договорился с послом Осимой воздействовать на его правительство с тем, чтобы оно начало срочные военные действия против Советской России. Прошу вас воздействовать в этом смысле на правительство, равно как и на другие влиятельные круги». Министр сообщал: «Можно ожидать, что быстрое поражение Советской России, особенно если Япония предпримет действия на востоке, станет лучшим аргументом для убеждения Соединенных Штатов в полной тщетности вступления в войну на стороне Великобритании, полностью изолированной и имеющей противником самый мощный альянс в мире».
В имперской элите вспыхнуло интенсивное брожение умов: как следует поступать в советско-германской войне самой Японии? Мнения разделились. Горячий сторонник Тройственного альянса Мацуока начал активно выступать за незамедлительную поддержку Германии в ее войне с Советским Союзом. Премьер-министр Ф.Коноэ же, в принципе не отвергая такой возможности, считал необходимым не спешить с окончательным решением, наблюдая за развитием обстановки на советско-германском фронте.
Противоречия между Мацуокой и Коноэ, а также руководством вооруженных сил этим лишь усугубились. Возникли они еще раньше на почве темы переговоров с США. Мацуока считал их затеей бесполезной и даже опасной и требовал ужесточения подходов к США с учетом мнений Берлина и Рима. В то время как Ф.Коноэ был сторонником осторожных подходов, в круг прогермански настроенных лидеров не входил и выступал за компромиссное урегулирование японо-американских отношений. Слухи о конфликте в правительстве получили столь широкое хождение, что в начале июня премьер был вынужден направить к американскому послу Грю своего тайного посланца, главу информационного агентства “Киодо цусин“ С. Мацуомото с личной просьбой не доверять информации о разногласиях (что, естественно, возымело обратный эффект).
Свои позиции премьер обозначил 4 июля в личном послании строптивому министру. В нем глава правительства напоминал, что окончательное решение насчет вступления в войну с Советским Союзом должно быть принято на высшем государственном уровне, к чему империя пока не готова. Князь отмечал: один неверный шаг – и страна может оказаться вовлеченной одновременно в две войны, с Советским Союзом и Соединенными Штатами, что создало бы для Японии «практически непреодолимые трудности». Поэтому, считал Коноэ, на данном этапе необходимо предпринимать шаги к улучшению дипломатических отношений с Вашингтоном. Если же на этом направлении удастся достичь успеха, то империя уже не сможет идти навстречу требованиям Германии. В результате «между державами Оси могут возникнуть недоразумения, но к этому следует быть готовыми».
Коноэ завершал письмо фразой, не оставлявшей министру иностранных дел никаких надежд на безусловный успех его попыток сохранять нерушимую дружбу с Берлином: «Хотя вам, г-н министр, компромисс между Японией и Америкой и представляется невозможным, я как лицо, отвечающее за жизненно важные для государства дела, обязан делать для обеспечения интересов империи все, что в моих силах. Тем более что складывающейся ситуацией серьезно озабочен и император. И потому я исполнен решимости предпринимать все возможное для успеха переговоров [с Соединенными Штатами], даже если для этого нам и придется пойти на те или иные уступки».
Тройственного пакта
10 июля, однако, на очередном заседании Совета связи Ставки и правительства выяснилось, что никаких изменений в свои позиции министр не внес и вносить не собирался. Мацуока заявил, что переговоры с Вашингтоном не имеют никаких шансов на успех, и их не следует продолжать, а «отказ от Тройственного пакта невозможен».
Терпение противников Мацуоки было исчерпано, и 15 июля на тайной встрече с министрами армии, флота и внутренних дел Коноэ было достигнуто единство мнений: от упрямого и непонятливого коллеги нужно избавляться. Объяснять подлинные причины изгнания из правительства одного только главы МИД, пользовавшегося популярностью в воинственно настроенных кругах, было опасно: в стране мог подняться шум, будто премьер-министр выполнил «американский заказ». Поэтому было решено избавиться от неудобного министра через отставку всего правительства. Медлить не стали, и уже вечером 17 июля Коноэ вручил императору соответствующее прошение. Из состава нового кабинета за компанию с Мацуокой для вида исчезли еще четыре второстепенных фигуры.
С уходом последнего влиятельного прогерманского деятеля из правительства на и без того условном японо-германском союзе был поставлен окончательный крест. Когда в сентябре посол Отт обратился к японским партнерам «выступить перед правительством Соединенных Штатов с предостережением: продолжение правительством Рузвельта агрессивных действий против держав Оси может привести… к войне между Японией и США», те даже не удостоили ее ответом.
Оценку текущей ситуации японским руководством отражает выступление министра иностранных дел Тoго на первом координационном совещании императорской ставки и нового правительства во главе с генералом Тодзио. По мнению МИДа, с началом советско-германской войны Англия получила военную передышку, Германия же теряет возможности «чистой» победы в войне с Британской империей. В такой ситуации, полагал министр иностранных дел, уже в 1942 г. шансы комбатантов на победу могли выйти на «ничейный» рубеж (50 : 50) и привести к заключению между Берлином и Лондоном компромиссного мира, а в 43-м у Великобритании могли появиться даже шансы на победу. Компромиссный же мир в случае вступления Японии в войну с Великобританией может оставить ее один на один с Британским содружеством наций и его союзниками (включая США) без каких-либо перспектив, кроме капитуляции.
Пессимистических настроений добавил вывод представителя штаба военно-морских сил: «Шансы на высадку немцев на Британские острова сегодня близки к нулевым, поскольку Германия к такой операции не готова». Нехотя с такой оценкой согласился и представитель генштаба сухопутной армии.
В итоге, когда Германия 11 декабря 1941 г. объявила Соединенным Штатам войну, на положения Тройственного пакта она не ссылалась и о Японии даже не упоминала. Так Тройственный пакт завершил свое бытие, не сыграв никакой практической роли в реальных событиях и оказав на них лишь косвенное влияние. И главную роль в его бесславной кончине сыграла Япония.
Свое прохладное отношение к пакту Токио неоднократно излагал Вашингтону на всем протяжении японо-американских контактов. Так, 4 сентября 1941 г. посол Номура сообщил госсекретарю Халлу, что в случае вступления Соединенных Штатов в войну с Германией о нападении Японии на США не может быть и речи, «поскольку Тройственный альянс имел чисто оборонительный характер и был предназначен для предотвращения вступления Соединенных Штатов в европейскую войну». Иными словами, возникновение войны между США и Германией означало бы, что целей пакта достичь не удалось и он, соответственно, лишался смысла своего существования. 25 сентября 1941 г. министр иностранных дел Японии Т. Тоёда, назначенный после отставки Мацуоки, заявил американскому послу Грю: «В случае, если Соединенные Штаты примут участие в европейской войне, Япония совершенно самостоятельно примет решение о том, как интерпретировать Тройственный пакт и какие действия она могла бы предпринять по выполнению своих обязательств на базе такой интерпретации». Суть этой формулы сводилась к утверждению: Япония не является послушным инструментом в руках Германии, не намерена бездумно ввязываться в схватку с США в случае возникновения германо-американской войны и будет руководствоваться лишь собственными интересами.
Так что, включая в свои «ноябрьские тезисы» пункт о невмешательстве Японии в конфликт США с Германией по основаниям Тройственного пакта, Рузвельт, скорее всего, уже не был уверен в непременном вступлении Японии в войну с США по обязательствам, предусмотренным в Тройственном пакте, хотя и не исключал такого поворота событий. Есть все основания для уверенности в том, что в случае достижения договоренностей с США по своим «последним предложениям» Токио был готов и де-юре признать ситуацию, которую для себя уже давно признавал де-факто.
Итак, будучи заранее знаком, благодаря перехватам разведки, с содержанием готовившихся «последних японских предложений», Рузвельт отреагировал на них директивой, вся суть которой сводилась к следующему:«Окей, дайте им нефти». За несколько недель до начала тихоокеанской войны ситуация с «нечаянным» нефтяным эмбарго готова была разрешиться без единого выстрела.
Что возвращает нас к вопросу: по каким причинам все же не удалось избежать сначала Перл-Харбора, а за ним и Хиросимы с Нагасаки?