Вернуться к оглавлению

Перл-Харбор: эксгумация призраков

Как президент США заставил Японию напасть на свою страну

"...общественное мнение не знает истории."
Рузвельт - Сталину, Тегеран, 1.12.1943

Нетрадиционный взгляд на причины Тихоокеанской войны. Историк Юрий Бандура исследует обстоятельства, приведшие к ее началу, и приходит к неоднозначным заключениям. В работе использованы новые источники. Публикуется впервые (с сокращениями).

Глава 4. Последний перегон

Modus vivendi: шанс на мир

Вопреки высказываниям, прозвучавшим после начала войны, Белый Дом не увидел в «последних японских предложениях» ни малейших признаков абсурда, а, напротив, отнесся к ним очень серьезно.

Попытки извлечь «рациональное зерно» из японской «программы мира» стартовали с процитированной выше записки Рузвельта госсекретарю Халлу с наброском переговорных позиций Вашингтона. За указаниями Рузвельта без промедления последовали действия по их выполнению.

7 ноября, принимая от Номуры «план А», хорошо известный ему из перехватов японской дипломатической корреспонденции, Халл неожиданно для посла принялся размышлять в благодушно-миролюбивом ключе : «Предположим, что китайцы вдруг скажут, что хотят подлинной дружбы с Японией, и сделают все, что в их силах, чтобы совместно с Японией действовать мирными средствами… В условиях, когда Европе угрожает анархия, разве не стало бы принятие Японией нового курса компромиссов и дружбы с Китаем, не опирающегося на силу оружия, реальной возможностью для прогрессивного лидерства, при котором она и Соединенные Штаты будут сотрудничать для спасения мира?».

Государственный секретарь напомнил, какие преимущества извлекли сами США, отказавшись от размещения своих войск в некоторых странах Латинской Америки и увеличив торговлю с ними. «Если Япония начнет проводить по отношению к Китаю политику широкого подхода, основанного на либеральных ценностях, она сможет извлечь для себя неисчислимые преимущества благодаря торговле и процветанию».

Полноценную подготовку к дипломатическим баталиям с Японией Вашингтон продолжил уже 10 ноября, когда Рузвельт сам встретился с японским послом. На этой встрече президент Соединенных Штатов подтвердил готовность Вашингтона продолжать переговоры и не допустил даже косвенного намека на «абсурдность» японских предложений. Более того, здесь Рузвельт впервые упомянул вскользь о намерении Вашингтона оформить грядущее соглашение между обеими странами в форме modus vivendi как документ, принимающий во внимание, помимо прочего, «реалии человеческого существования». Что имел в виду президент, Номура не понял, в чем честно признался в отправленной в Токио депеше. Однако в японском МИДе пришли к справедивому заключению, что Рузвельт вел речь о временном соглашении. В условиях дефицита времени, обусловленного решениями японского руководства, а также усугубляющейся ситуацией с поставками нефти, подписание именно временного соглашения полностью отвечало интересам японской стороны.

После встречи Рузвельта с японским послом Вашингтон решительно активизировал переговоры. 12 ноября Халл вновь встретился с Номурой. На следующий день он беседовал с советником-посланником японского посольства Вакасуги, 15 ноября – опять с Номурой. 17 ноября до Вашингтона добрался наконец С. Курусу, направленный из Токио на помощь Номуре. В тот же день оба посла были приняты Рузвельтом. На следующий день Халл вновь встретился с обоими японскими послами и в который уже раз посвятил беседу разъяснениям своих взглядов на мироустройство и перспективы обеспечения мира на Тихом океане. А вечером того же дня государственный секретарь пригласил к себе британского посланника Кэмпбелла, которому поведал о якобы сделанном японцами предложении заключить «modus vivendi», о котором в действительности завел речь еще неделю назад сам президент. С этого дня этот термин прочно вошел в дипломатический оборот как синоним потенциального японо-американского соглашения.

Независимо от содержания проекта, отраженный в сопроводительной записке настрой говорит сам за себя, и вряд ли министр финансов в этом смысле был «белой вороной». Отзыв военного министерства более сдержан, но также свидетельствует о том, чего в процессе подготовки соглашения хотели достичь США: «Принятие условий проекта Моргентау позволило бы нам достичь одну из наших основных на данный момент целей – избежать войны с Японией. Даже временный мир на Тихом океане позволил бы нам завершить оборонные приготовления на Филиппинах и одновременно обеспечить продолжение материальной помощи англичанам». Начальник оперативного управления штаба армии присовокупил: «Хотели бы подчеркнуть, что достижение модус вивенди с Японией имеет серьезнейшее значение для успеха наших военных усилий в Европе».

Характерна реакция и других участников процесса. Так, Халл издавна подозревал министра финансов в претензиях на роль второго государственного секретаря и относился к его вторжениям в сферу внешней политики с нескрываемым раздражением. На сей раз, однако, перед лицом задачи по подготовке правильного ответа Японии политические распри отступили на второй план. Халл отмечал позднее, что «некоторые из предложений представлялись хорошими и были включены в наш окончательный проект».

Консультации между тем набирали обороты. 22 ноября Халл потратил два с половиной часа на детальное обсуждение японских предложений и американского контрпроекта с послами Великобритании и Китая, а также с посланниками Австралии и Голландии. Халл сообщил дипломатам, что идея временного - месяца на три - соглашения с Токио лично ему представлялась привлекательной. Собеседники разделили с государственным секретарем его оценку. От прямой поддержки воздержался лишь китайский посол Ху Ши.

Несколько часов спустя к Халлу вновь пришли Номура и Курусу.Халл в мемуарах: «Казалось почти нереальным видеть их входящими ко мне домой улыбающимися, вежливыми и внешне дружелюбными. Для меня было большим напряжением вести беседу с ними в той же тональности и на том же уровне, зная то, что было известно мне о подлых планах Японии из перехваченной корреспонденции и зная, что и Номура и Курусу обладают той же информацией. Они сидели у меня, кивая в знак согласия, Номура изредка похихикивал, Курусу часто демонстрировал свои зубы в ухмылке, тогда как в их головах, должно быть, то и дело возникала мысль, что если мы не ответим согласием на японские требования, их правительство через несколько дней затеет новую агрессию, которая рано или поздно неизбежно приведет к войне с Соединенными Штатами, к гибели тысяч или даже миллионов людей».

Трудно сказать, действительно ли госсекретарь испытывал эти чувства, или это «проекция» из далекого будущего, когда сочинялись мемуары. Факты же говорят о том, что в те драматичные дни ноября 41-го ничто еще не было предрешено.

Госсекретарь сообщил визитерам о беседе с зарубежными дипломатами и отметил, что той встречей «внес реальный вклад» в урегулирование американо-японских отношений. «Все собеседники согласились, что сердечно приветствовали бы эти предложения, если бы они были поистине миролюбивы. Дипломаты сообщили, что при таких условиях для них было бы величайшим удовольствием сотрудничать с Японией в деле восстановления торговых отношений».

К успешному завершению переговоров с Японией попытался подтолкнуть Рузвельта и главный союзник США Черчилль. «По-моему, мы можем предоставить Халлу полный простор действий, - писал он министру иностранных дел Идену. - Наш главный интерес в следующем: ни новых агрессивных действий [со стороны Японии], ни войны [c нею], поскольку войны нам и без того хватает. США тогда откажутся от [участия в решении] китайской проблемы, и в этом мы можем спокойно следовать за ними. Мы, разумеется, не можем согласиться на договоренности, по которым Япония получит свободу рук для нападения на Россию в Сибири. Впрочем, лично я сомневаюсь, что в настоящее время это возможно. Помню, и сам президент Рузвельт на Атлантической конференции отметил: «На севере не должно быть никаких новых вылазок». Думаю, с этим следует согласиться».

Весьма оптимистично глава британского кабинета был настроен и насчет участия Японии в Тройственном пакте: «В формальном отказе Японии от Пакта держав Оси, по-моему, нет необходимости. Ее уклонение от войны уже само по себе есть величайшее разочарование и оскорбление для немцев». Единственным жестким условием для договоренностей с японцами Черчилль считал лишь отказ от предложения Токио на время поисков путей к урегулированию японо-китайского конфликта прекращение помощи англо-саксонских держав Чан Кайши. И заключал: «В связи с изложенным, стоило бы ослабить экономическое давление на Японию в степени, достаточной для того, чтобы она могла жить впроголодь, даже если мы получим от нее [мир] всего на три месяца…».

Собственно, это и было главное, что Рузвельт хотел выжать из Токио - отказ империи от войны в Азиатско-Тихоокеанском регионе и освобождение таким образом Соединенных Штатов от угрозы возникновения еще одного фронта сражений в условиях, когда президент энергично двигался к схватке с Гитлером.

Плоды коллективных раздумий вашингтонской администрации Рузвельт представил в посланию Черчиллю же от 24 ноября:

Частью американских контрпредложений были позиции, направленные на нейтрализацию видевшихся из Белого Дома угроз со стороны Тройственного пакта: «Правительства обоих государств соглашаются в том, что никакое соглашение, подписанное ими с любой третьей державой или третьими державами не должно толковаться таким образом, чтобы оно противоречило фундаментальным целям настоящего соглашения, равно как и установлению и поддержанию мира в зоне Тихого океана».

Вот как Иден суммировал предложения США советскому послу в Лондоне И. Майскому: «Халл предложил заключить кратковременное соглашение на три – четыре месяца, в соответствии с которым Япония даст обязательство не предпринимать никаких агрессивных шагов ни на Юге, ни на Севере (против СССР – Ю.Б.), выведет войска из южной части Индокитая и сократит их количество в северной части Индокитая, а США в виде компенсации ослабят финансово-экономическую блокаду Японии, поскольку это необходимо в интересах удовлетворения нужд ее гражданского населения».

Таким образом, американская программа договоренностей с Японией была доведена по дипломатическим каналам до сведения правительств неформальных союзников Соединенных Штатов, и обрела официальный характер. Принципиальных возражений ни от кого из партнеров не последовало.

К изложенной выше позиции Черчилля («…войны нам и без того хватает») можно добавить, что у Великобритании просто не было сил на участие в боевых действиях в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Существовало и понимание, что если война с Японией все-таки разразится, то проходить она будет в практически беззащитных азиатских владениях империи. Именно поэтому 30 ноября лондонский военный кабинет и приходил к выводу: «Воздействие войны с Японией на наши главные военные усилия может быть настолько серьезно, что может подорвать наши шансы на разгром Германии. Нашей политикой поэтому должно быть – и остается предотвращение войны с Японией».

Лондон действительно не хотел войны и надеялся избежать ее с помощью Вашингтона.

В послевоенных мемуарах британский лидер, правда, пытался подкорректировать свое отношение: «25 ноября (по лондонскому времени. – Ю. Б.) президент сообщил мне по телеграфу о ходе переговоров… Когда я прочел проект ответа [японцам], …я счел его неудовлетворительным. Однако я ясно понимал, что мы должны соблюдать определенные границы, комментируя политику Соединенных Штатов в таком вопросе, в котором они одни были способны предпринять решительные действия.».

Британский премьер задним числом отмежевывается от прямой причастности к вашингтонским переговорам, очевидно, памятуя, что они, вопреки его надеждам, привели все-таки Британскую империю к войне с империей Японской.

В действительности же из союзников США против американского проекта выступил только Китай в лице своего вашингтонского посла Ху Ши. На встрече 22 ноября, когда Халл заручился поддержкой со стороны послов Англии, Голландии и Австралии, он резко высказался против готовности Вашингтона согласиться на сохранение в Индокитае японских войск и возобновить частично поставки нефти в Японию. На что Халл возразил: «Хотя мое правительство не признаёт за Японией права держать в Индокитае и одного солдата, мы пытаемся достичь временного соглашения прежде всего потому, что руководство армии и флота постоянно убеждает меня, что самое главное для них – фактор времени, поскольку они должны быть лучше подготовлены к отражению возможного японского нападения. Если соглашение с Токио подписано не будет, возникнет реальная возможность такого нападения уже в ближайшем будущем, возможно – в любой день следующей же недели.»

Последнее было сказано отнюдь не для «красного словца». Отповедь Халла китайскому послу отражала реальный уровень опасений Вашингтона. Мы еще увидим, как впоследствии они сыграли свою роковую роль.

По состоянию же на 24 ноября - всего за две недели до того, как Халл публично объявил об абсурдности японских предложений - мы видим готовность Вашингтона договариваться с Токио, пусть на своих условиях. А значит, и шанс на сохранение мира в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Но уже 25 ноября Рузвельт этот шанс похоронил.

Провокация

В тот день утром Халл обсудил окончательный вариант документа на встрече с военным и военно-морским министрами. Просовещавшись часа полтора, троица отправилась в Белый Дом в полной уверенности, что вопрос практически закрыт и modus vivendi, американский ответ на «последние японские предложения» в ближайшее же время будет, наконец, отправлен в Токио. Ожиданиям министров, однако, не суждено было сбыться. Стратегия Вашингтона на переговорах с дальневосточной империей внезапно и радикально изменилась. Если до того Рузвельт пытался достичь с японцами компромисса, отвечавшего стратегическим интересам Соединенных Штатов, то на совещании 25 ноября он вдруг заговорил о неизбежности столкновения с Японией в ближайшие же дни.

В Белом Доме планировалось обсуждение программы «Победа (Victory)» - о подготовке Соединенных Штатов к окончательному – в неопределенном будущем – разгрому гитлеровской Германии. Однако президент сообщил собравшимся, что встреча будет посвящена только отношениям с Японией.

Открыл совещание Рузвельт заявлением: «Похоже, что японцы на нас нападут. Возможно, даже уже в следующий понедельник (т. е. 1 декабря. – Ю. Б.), поскольку они славятся своими нападениями без предупреждения». И обратился к соратникам с вопросом «Что делать?».

Судя по разрозненным воспоминаниям участников встречи, состоявшейся 25 ноября в Белом Доме, о модус вивенди никто на ней не говорил. Не ставился и вопрос о смягчении американских требований для сближения их с японскими. Все внимание собравшихся было сосредоточено на военном аспекте японо-американских отношений. И сам Рузвельт, ни слова не сказав о сохранявшихся еще возможностях компромисса с Японией, сосредоточился исключительно на обсуждении тактики Вашингтона в случае «неизбежного» выхода империи на тропу войны.

На вопрос, как действовать, совещание ответа не нашло. Искать ответ президент поручил Халлу.

ЗТот за ночь справился с заданием и 26 ноября в 10.00 появился в Белом Доме с проектом ответа на предложения Токио нотой следующего содержания:

1. Правительства США и Японии приложат усилия к заключению многостороннего пакта о ненападении между Соединенными Штатами, Японией, Китаем, Англией, Нидерландами, Советским Союзом и Сиамом.

2. США, Япония, Китай, Англия, Нидерланды и Сиам обязаны совместно гарантировать целостность территории Индокитая и не пытаться получить там торговых или экономических преимуществ.

3. Япония должна вывести все свои сухопутные, военно-морские, военно-воздушные и полицейские из Китая и Индокитая.

4. Соединенные Штаты и Япония не будут оказывать никакой поддержки – ни военной, ни политической, ни экономической – никакому правительству в Китае, за исключением Национального правительства Республики Китай со временной столицей в Чунцине (правительство Чан Кайши, с которым воевала Япония – Ю.Б.)

5. США и Япония должны отказаться от своих экстерриториальных прав в Китае и призвать другие правительства последовать их примеру…

6. США и Япония обязуются заключить торговое соглашение с целью взаимного устранения тарифных барьеров и ограничений.

7. Правительства обеих держав отменят меры по замораживанию активов.

8. Оба правительства должны согласовать план по стабилизации курса иены к доллару, с выделением необходимых для достижения этой цели средств, в соотношении 50 : 50.

9. США и Япония согласны в том, что никакие их соглашения, заключенные каждой из них с какой-либо третьей державой, или державами, не должны интерпретироваться ими как таким образом, чтобы это толкование противоречило главной цели настоящего соглашения, то есть установлению и поддержанию мира в зоне Тихого океана.

10. Оба правительства используют все свое влияние для того, чтобы побудить правительства других стран присоединиться к установленным настоящим соглашением основополагающим принципам и содействовать их практическому применению для установления и поддержания мира в тихоокеанском регионе.

Этот документ, ознаменовавший собой окончательное прекращение поисков мирного урегулирования с Японией, впоследствии получил название «нота Халла». Рузвельт без раздумий принял рекомендации своего государственного секретаря. «Модус вивенди», оставлявший определенные надежды на мир, навсегда канул в дипломатические архивы.

Что означала «нота Халла» в переводе с дипломатического языка?

Вашингтон предлагал японцам заключение многостороннего пакта о ненападении. Замечательная идея. И не было никаких препятствий к ее реализации, кроме одного: поскольку это предложение до того никем и нигде еще не обсуждалось, необходимо было затевать новый раунд переговоров, способный растянуться на многие месяцы, если не годы. А ждать Япония не могла – в запасе у нее были не годы, а дни, и в Вашингтоне об этом прекрасно знали.

Если «модус вивенди» практически выводил за скобки китайскую тему как крайне неудобную и мешавшую компромиссу, то в ноте Халла она, напротив, вышла на первый план. Что естественно, поскольку документы преследовали диаметрально противоположные цели.

Так, привлечение Китая к переговорам о коллективном договоре ненападения требовало прежде завершить миром японо-китайскую войну, чего Токио безуспешно добивался (разумеется, на своих условиях) уже несколько лет и никаких надежных перспектив решения этой задачи к концу 1941 г. не видел.

Насчет же того, как достичь мира в Китае, у Халла имелась идея - вывести из Китая все вооруженные силы Японии. То есть, он предложил империи прекратить войну одностороннем порядке, даже не оговаривая условий мира с китайской стороной.

Далее, Халл потребовал от Токио безоговорочно разорвать все отношения с прояпонским правительством Ван Цзинвэя, контролировавшим при поддержке Японии значительную часть территории «поднебесной», сохраняя в то же время за собой право оказывать всестороннюю помощь антияпонскому режиму Чан Кайши.

Вывести все войска Япония должна была и из Индокитая. Тем самым были отвергнуты предложения Японии по сокращению там ее военной активности. Взамен Халл предложил установить над полуостровом коллективный протекторат, где Япония оказывалась в обществе пяти других участников, четверо из которых были настроены к ней, мягко говоря, недружелюбно. И, следовательно, не имела шансов на продвижение своих интересов.

Позиция Халла по Тройственному пакту выглядела достаточно умеренно. Нота соглашалась на сохранение пакта и только содержала условие не распространять его действие на тихоокеанский регион, что очевидно включало и дальний восток СССР. Но сильно ощущение, что этот пункт практически в неизменном виде перекочевал из проекта «модус вивенди» лишь «для галочки». Поскольку нота в целом в любом случае не имела шансов быть принятой. На фоне этого обстоятельства явная несовместимость пункта первого с самим существованием Тройственного пакта – уже малозначительный нюанс.

В обмен на эти требования полной военной и политической капитуляции Японии Халл предлагал лишь отмену режима «замораживания» японских финансовых активов и выражал готовность заключить торговое соглашение с Токио «в целях взаимного устранения тарифных барьеров и ограничений». Центральный пункт «последних японских предложений» - требование удовлетворения потребностей в нефти за счет поставок из США и голландской Ост-Индии - Халл вообще оставил без внимания. И отмена заморозки, и снятие барьеров, конечно, имели отношение к нефтяному эмбарго. Однако к тому времени Япония уже несколько месяцев жила в условиях топливной блокады, и нуждалась не в обтекаемых посулах с непонятными сроками реализации, а в очень конкретных и ясно сформулированных обязательствах.

Таким образом, «нота Халла» отвергала все японские предложения и предлагала продолжать переговоры с чистого листа с заведомо неприемлемых для партнера стартовых позиций. Она на 180 градусов поменяла ситуацию в японо-американских переговорах. Если проект «модус вивенди» еще оставлял какие-то надежды на достижение компромисса, то «нота» уничтожала даже эту небольшую возможность для сохранения мира в азиатско-тихоокеанском регионе.

Уничтожала – подчеркну – сознательно.

До установленного в Токио срока завершения переговоров не позднее 29 ноября оставалось всего три дня. Вашингтон об этом отлично знал. Как и о том, что убедить Японию за это время отказаться от своих «последних предложений» и заставить принять хотя бы одно из выдвинутых Халлом требований было невозможно.

Содержание «ноты Халла» позволяет расценить ее как умышленную провокацию, ставившую Токио перед поистине гамлетовским выбором: сдаться или бороться. Полностью и безоговорочно уступить Вашингтону по всем направлениям своей политики - или совершить отчаянную попытку решить дело силой, не останавливаясь перед вооруженным столкновением с США.

Вернуться к оглавлению

Предыдущая часть

Продолжение